|
. – Пойди-ка поищи другого, Л'Арсиль! Красного! красного! – заорали они. – Красного! Отлично придумано! Красного! Где я вам его найду? – Сходи в казармы! – В такое-то время? Чтобы нарваться на Ранкотта? «Ну-ка, ну-ка, где тут мой патруль? Чтоб вас всех черти подрали!» – вот что он мне скажет! – Я тебя научу, парижанин, как себя вести! – пригрозил Ламбеллюш, чтобы положить ко-нец спорам. Л'Арсиль был явно растерян. Его голова была почти не видна в отсвете фонаря. Его тряпье показалось над навозной кучей. – Тебе нужно только добраться до Ле Кроаша, у него в барахле всегда найдется… Он на нем спит, жирный боров!.. Ты даешь ему деньги… Сматываешься оттуда, возвращаешься! Раз! Два! Пара пустяков! Давай, живо! Л'Арсиль понял, что тут уже не до шуток. Он напялил на себя свое барахло. Нахлобучил каску. Пошел, ковыляя… Исчез в темноте… Он оставил нам свой фонарь. Лошади понемногу пришли в себя… Они бушевали с полуночи, буйствовали с такой яро-стью, что невозможно было представить, что в конюшне осталось в целости и сохранности хоть что-нибудь… Но тем не менее все улеглось… до нас доносились лишь ржание и удары копыт… Постепенно мы начали мерзнуть, повеяло утренней прохладой, от которой у нас зуб на зуб не попадал. Настроение у всех резко ухудшилось… – А! Ле Мейо, подумать только, какая сволочь! Да, конечно, редкая скотина! Наглая безжа-лостная зверюга! Пердун! Это не шутки! Настоящий псих! Л'Арсиль прав! Он никогда не вер-нется! Взял и смылся, зараза такая! Пока мы тут загибаемся, он там напивается! Бригадир, кото-рый забывает пароль, лучше бы ему подохнуть! Ранкотт наверняка был вне себя от бешенства, гуляя со своим патрулем. Это будет настоя-щая трагедия для всех, когда он придет сводить счеты. В нашем укрытии все тряслись от страха, все только об этом и думали. Все прекрасно понимали, что нас ждет. Дрожь пробирала все больше и больше. Сейчас мне хотелось не вина, не водки, а кофе, горячего, кипящего. Лошади снова подняли шум, они снова разбушевались, они пошли в сокрушительную бит-ву, чтобы уже развалить бордель полностью. Им тоже требовалось согреться. Со всех сторон об-рушивались железные цепи, деревянные брусья, это был настоящий кавардак бах! трах! беспре-рывно! Трубить атаку! Мы не осмеливались даже пошевелиться, сидя по уши в дерьме, с затекшими руками и ногами, увешанные оружием, согнувшись вдвое, вчетверо, попавшие в пе-реплет хуже не придумаешь. Л'Арсиль все еще не возвращался. Дело принимало пренеприятнейший оборот. Ле Моэль поспешил к лошадям, он не мог удержаться. Все в конюшне было вверх дном. Лошади яростно бились. Три из них в пылу битвы грохнулись на спину под центральным пилоном. В этой вак-ханалии брусья, подпорки, цепи падали им на брюхо. Остальные вздымались на дыбы с такой яростью, с таким бешенством, что по всей конюшне, погруженной во мрак, стоял неистовый храп. Настоящий конский шабаш… Две клячи срываются с привязи, в бешенстве устремляются вперед, вдребезги разбивают кормушки, скачут вниз, сметая все на своем пути. Они надвигаются прямо на нас, напирают, обрушиваются всей тяжестью на наше укрытие… Мы внутри практически раздавлены, погребены, смяты в лепешку под этим натиском… Мы пытаемся ползком выбраться из этого гибельного места, мы выбираемся оттуда, как мыши, через узкую нору, заваленные дерьмом. Снаружи мы видим, что происходит… конюшня вся в обломках… все в развалинах, вокруг лязг и грохот. Они вгрызаются друг другу в гривы, эти клячи, вырывают целые куски мяса. Все забрызгано кровью. – Хватайте! мужики! Хватайте их! – орет Ле Моэль из грохочущего урагана. – Иначе беда будет! Остальные не трогаются с места. – Охота нам подставляться из-за твоей дурьей башки! Привык горбатиться на штрафных работах! Нет уж, извини! Тем не менее Керуэр бросился в эту свалку, схватил самую буйную вспененную лошадь, крепко ухватил ее за уши, усмирил эту клячу, скрючившись от натуги, согнувшись пополам, си-лой притащил ее к нашему фонарю. |
