|
— Я хочу полежать один, — ответил Малыш. Он медленно поднялся наверх; открывая дверь, он уже наперед знал, что увидит, и отвел глаза, как бы стремясь отогнать соблазн от своей целомудренной и отравленной души. Он услышал, как она сказала: — А я только что собиралась ненадолго выйти, Пинки. Могу я тебе чем-нибудь помочь? Чем-нибудь... Он был потрясен беспредельностью своих желаний. — Ничем, — тихо ответил он. И заставил свой голос зазвучать мягко: — Возвращайся поскорее. Нам нужно о многом потолковать. — Ты чем-то встревожен? — Ничем я не встревожен. Теперь в этой коробке все прояснилось. — Он с мрачным юмором постучал себя по лбу. Малыш чувствовал, что она испугалась и вся напряглась: у нее перехватило дыхание, она умолкла, затем голосом, звенящим от отчаяния, спросила: — А дурных вестей нет. Пинки? — Ради бога, иди! — обрушился он на нее. Малыш слышал, как она шла по комнате, приближаясь к нему, но решил ни за что не поднимать глаз; это была его комната, его жизнь; он чувствовал, что если не будет сдаваться, то сможет вычеркнуть всякую память о ней... все будет совсем так же, как и прежде... до того, как он пришел в кафе Сноу, пошарил под скатертью, разыскивая карточку, которой там не было, и затеял весь этот обман и позор. Начало всего этого уже стерлось в памяти, он едва мог себе представить Хейла живым человеком, а его убийство не казалось уже преступлением — теперь все дело было в нем самом и в ней. — Если что-нибудь произошло... можешь сказать мне... я не испугаюсь. Должен же быть выход. Пинки, чтобы не... Давай сначала все обсудим, — взмолилась она. — Не поднимай шума из-за пустяков, — прервал он ее, — иди-ка ты лучше к... — свирепо начал он, но вовремя спохватился и выдавил из себя улыбку. — Иди-ка и проветрись немножко. — Я уйду ненадолго, Пинки. Малыш слышал, как затворилась дверь, но понял, что она замешкалась в коридоре. Ей теперь принадлежал весь дом. Он сунул руку в карман и вытащил оттуда бумажку. «Мне все равно, что ты делаешь... Куда бы ты ни пошел, я тоже пойду за тобой». Это звучало как письмо, которое прочли на суде и напечатали в газетах. Он слышал ее шаги, когда она спускалась по лестнице. В комнату заглянул Дэллоу. — Друитт, наверное, сейчас отправляется в дорогу, — сказал он. — На душе полегчает, когда он уже будет на пароходе. Ты ведь не думаешь, что эта баба натравила на него полицию? — У нее нет доказательств, — ответил Малыш, — можешь считать себя в безопасности, когда он скроется с глаз долой. Он говорил равнодушно, как будто потерял всякий интерес к тому, уезжает Друитт или остается, точно это касалось других людей. Сам же он уже отошел от всего этого. И ты тоже будешь в безопасности, — продолжал Дэллоу. Малыш не ответил. — Я велел Джонни проследить, благополучно ли он сядет на пароход, а потом позвонить нам. Жду его звонка с минуты на минуту. Надо бы нам собраться всей компанией и отпраздновать, Пинки. Господи Боже, а она-то как обалдеет, когда сунется туда, а он уехал! — Он подсел к окну. — Может, теперь мы хоть поживем спокойно. Еще дешево отделались. Как начнешь обо всем раздумывать! Тут и Хейл, и бедняга Спайсер, Где-то он теперь? — Он стал задумчиво смотреть сквозь антенны и прозрачный дым, идущий из трубы — А что, если ты да я, ну и девочка, конечно, переберемся куда-нибудь на новое место? Не так уж тут будет хорошо, раз Коллеони начал во все нос совать. |
