|
Он перешел через улицу и еще раз взглянул на этот домик; там, наверху, у окна, полузакрытый шторами, стоял Друитт. Он не следил за Малышом, он просто без всякой надежды выглядывал на улицу — а вдруг кто-нибудь появится. Но было воскресенье, машинистки мимо не проходили. — Тебе придется последить за его домом, — сказал Малыш Дэллоу. — Я ему ни на грош не доверяю. Видел я, как он выглядывает наружу, ждет чего-то, может, ее высматривает... — Не такой уж он дурак. — Он пьян. Говорит, что живет в аду. Дэллоу захохотал. — В аду? Вот это здорово! — Дурак ты, Дэллоу. — Никогда не верю тому, чего не вижу собственными глазами. — Значит, немного ты видишь, — отрезал Малыш. Он ушел от Дэллоу и поднялся наверх. Ну если и это ад, подумал он, то в нем не так уж плохо: старомодный телефон, узкая лестница, уютный и пыльный полумрак — совсем не похожий на дом Друитта, неудобный, трясущийся, с этой старой сукой в подвале. Он открыл дверь в свою комнату: а тут вот, подумал он, его собственный враг. Сердито и растерянно оглядел он свое изменившееся жилище — все вещи были слегка сдвинуты с мест, пол выметен, все вычищено и прибрано. — Я же велел тебе ничего не трогать, — сказал он с осуждением. — Я только немножко прибралась, Пинки. Теперь это была ее комната, а не его: шкаф и умывальник передвинуты, кровать тоже — про кровать она, конечно, не забыла. Если это и был ад, то он принадлежал ей, а сам он лишился прав на него. Он чувствовал, что его вытесняют, но всякий протест мог привести к еще худшему. Он наблюдал за ней как за врагом, скрывая ненависть, стараясь отыскать на ее лице признаки будущей старости, представить себе, как она выглядывает из подвала. Он вернулся подавленный судьбой другого человека, но дома груз стал еще тяжелее. — Тебе разве не нравится, Пинки? Он не Друитт. У него решимости хватит. Он еще не сдался. — Ах, тут... Очень мило. Просто я этого не ожидал, — ответил он. Она не поняла причин его скованности. — Плохие новости? — Пока нет. Но, конечно, нам нужно быть ко всему готовыми. Я-то готов. Он подошел к окну, сквозь лес антенн внимательно посмотрел на покрытое облаками мирное воскресное небо, затем снова оглядел изменившуюся комнату. Вот как она выглядела бы, если бы его не стало, и другие жильцы... Он внимательно следил за нею, когда с ловкостью фокусника, притворившись, будто выполняет ее желание, сказал ей: — Я подготовил машину. Мы можем поехать за город, там нас никто не услышит... — Но тут же заметил ее испуг, и, прежде чем она успела ему ответить, изменил тон: — Конечно, это только на худой конец». — Последние слова понравились ему, он повторил их снова; худой конец — это та толстая баба с пристальным, осуждающим взглядом; вот она переходит через застланную дымом улицу... Худой конец — это пьяный, погибший Друитт, высматривающий из-за портьеры хотя бы одну машинистку. — До этого не дойдет, — подбодрил он ее. — Нет, — горячо подхватила она. — Не дойдет, не может дойти. Ее непоколебимая уверенность странно на него подействовала, как будто его планы тоже привели в порядок, передвинули, подменили, так что он уже не считал их своими. У него появилось желание доказывать, что это действительно может произойти; он чувствовал странное и тоскливое тяготение к самому страшному из всех человеческих проступков. |
