|
— Тише, — шепнул старик Кроу, но доска застопорилась и остановилась. Они отодвинули ее, и тут уж бесспорно — большими тонкими буквами было выведено незнакомое им слово: «Сакилл». — Это похоже на имя, — заметил старик Кроу. — Оно должно что-то значить, — сказала Айда. — То, что пишет доска, всегда что-то значит. Попробуем еще. И опять деревянный жучок бросился бежать, чертя свой запутанный след. Лампа излучала розовый свет из-под наброшенного на нее шарфа; старик Кроу свистел зубом. — Ну а теперь, — сказала Айда и подняла доску. На бумаге было наискось начертано длинное неразборчивое слово: «Фресамоллоко». — Вот и все сообщение, — сказал старик Кроу. — Вам ничего больше не выжать из этого, Айда. — А я все-таки попробую, — возразила Айда. — Ну, да это яснее ясного. «Фре» — сокращенно Фред, «само» — самоубийство, и «око» — это то, что я всегда говорю: око за око и зуб за зуб. — А что значат эти два Л? — Пока еще не знаю, но подумаю. — Она откинулась на спинку стула, ощущая свою силу и торжествуя. — Я не суеверна, — сказала она, — но против этого ничего не скажешь. Доска-то уж знает. — Уж она-то знает, — повторил старик Кроу, свистя зубом. — Попробуем еще раз. Прибор покатился, заскрипел и резко остановился. Яснее ясного на нее смотрело имя: «Фил». — Ладно, — сказала Айда, — ладно. — И слегка покраснела. — Хотите сахарного печенья? — Спасибо, Айда, спасибо. Айда вынула из буфета жестянку и подала ее старику Кроу. — Они довели его до смерти, — сказала она счастливым голосом. — Я знала, здесь что-то не так. Посмотрите на это «око». Оно как будто подсказывает мне, что я должна делать. — Ее взгляд задержался на слове «Фил». — Уж я заставлю этих людей пожалеть, что они родились на свет. — Она с наслаждением вздохнула и вытянула свои стройные ноги. — Добро и зло, — сказала она. — Я верю в то, что существуют добро и зло. — И, откинувшись немного глубже в кресле, со вздохом счастливого удовлетворения она проговорила: — Это будет увлекательно, это будет интересно, это будет кусок жизни, дедушка Кроу. — Она высказала самую высокую оценку, которую вообще способна была чему-нибудь дать, а старик в это время причмокивал губами, и розовый свет струился над книгой Уорика Дипинга. 2 Малыш стоял спиной к Спайсеру, глядя вдаль на темную полосу прибоя. На конце мола не было никого, кроме них; в такой час и при такой погоде все были в концертном зале. Молния то вспыхивала, то гасла на горизонте; накрапывал дождь. — Где ты был? — спросил Малыш. — Так, походил кругом, — ответил Спайсер. — Ты ходил туда? — Хотел посмотреть, все ли в порядке, не забыл ли ты чего-нибудь. Перегнувшись через перила в моросящий дождь, Малыш произнес: — Я читал, что когда люди совершают убийство, им иногда приходится совершить и второе, чтобы замести следы. Слово «убийство» значило для него не больше, чем слова: «бокс», «ошейник», «жираф». Он сказал: — Спайсер, держись оттуда подальше. |
