|
— Что, я должен один делать здесь всю работу, что ли? — И он представил себе, как он кладет карточки в детское ведерко, подсовывает под перевернутую лодку — карточки, из-за которых его могут повесить. Вдруг он побежал вниз по лестнице и с какой-то напускной яростью схватил трубку. — Ну, — заорал он, — какого черта вы тут звоните? — Это пансион Билли? — спросил чей-то голос. Он сразу узнал ее голос. Это была девушка из кафе Сноу. Он в ужасе опустил трубку, из которой доносился тонкий кукольный голосок: — Пожалуйста, позовите к телефону Пинки. — Ему показалось, что он ослышался. Он снова прижал трубку к уху, и встревоженный голосок повторил с безнадежным упорством: — Это пансион Билли? Держа трубку далеко ото рта, неестественно подвернув язык, грубым измененным голосом Спайсер, стараясь, чтобы его не узнали, ответил: — Пинки нет дома. Что вы хотите? — Мне нужно поговорить с ним. — Говорю вам, его нет дома. — А кто это? — вдруг спросила девушка испуганным голосом. — Я тоже хочу знать, кто вы такая? — Я приятельница Пинки. Мне нужно найти его. Это срочно. — Ничем не могу вам помочь. — Пожалуйста. Найдите Пинки. Он просил меня сказать ему... если когда-нибудь... — Голос замер. Спайсер кричал в трубку: — Алло! Куда вы пропали? Если когда-нибудь что? — Ответа не было. Прижав трубку к уху, он слушал молчание, гудящее в проводах. Он стал нажимать на рычаги. — Центральная? Алло! Алло! Центральная! И вдруг голос послышался опять, как будто кто-то опустил иголку на нужное место пластинки: — Вы слушаете? Скажите, пожалуйста, вы слушаете? — Конечно, слушаю. Так что сказал вам Пинки? — Вы должны найти Пинки. Он сказал, что ему надо это знать. Здесь была женщина. С мужчиной. — Что вы сказали... женщина? — Выпытывала, — ответил голос. Спайсер положил трубку, и если девушка хотела сказать еще что-то, ее слова заглохли в проводах. Найти Пинки? А что это даст ему, если он найдет Пинки? Шпики уже открыли все. А Кьюбит и Дэллоу — они смылись, даже не предупредив его. Если он донесет, он только заплатит им той же ценой. Но он не собирается доносить. Он не шпик. Они думают, он сдрейфил. Они думают, он донесет. Они даже не доверяют ему... Скупые слезы жалости к себе выступили на его сухих стареющих глазах. — Мне надо все обдумать, — повторял он себе, — мне надо все обдумать. Он открыл входную дверь и вышел на улицу. Он так торопился, что даже не взял шляпу. Волосы его, сухие и ломкие, поредели на макушке, голова была вся в перхоти. Он шел быстро, не выбирая направления, но все дороги в Брайтоне ведут на набережную. «Я слишком стар для этой игры, я должен выбраться отсюда... Ноттингем...» Ему хотелось быть одному, он спустился по каменным ступеням до пляжа; был предпраздничный день, когда лавочки на берегу под набережной закрываются рано. Спайсер шел по краю асфальтированной дорожки, волоча ноги по гальке. «Я не буду доносчиком, — повторял он про себя, обращаясь к набегавшим и уходившим волнам, — но это не моих рук дело, я не хотел убивать Фреда». Спайсер зашел под мол, и как раз в тот момент, когда на него упала тень, уличный фотограф с аппаратом щелкнул его и сунул ему в руку талончик. Спайсер даже не заметил этого. Вниз сквозь мокрую тусклую гальку уходили железные столбы, державшие над его головой автомобильное шоссе, тиры и стереоскопы, модели различных машин, «человека-робота, который предскажет вам судьбу». |
