|
.. Они еще узнают... — Тебе передали, Пинки? — Что? — Я звонила тебе в пансион Билли. Я просила его передать тебе. — Кого ты просила? — Не знаю. — Она осторожно добавила: — По-моему, это был тот человек, который оставил карточку. Он опять схватил ее за руку. — Человек, который оставил карточку, умер, — сказал он. — Ты же все это читала. Но на этот раз она не проявила признаков страха. Он был с ней слишком ласков. Она не обратила внимания на его слова. — Он нашел тебя? — спросила она, а он подумал про себя: «Надо опять напугать ее». — Никто меня не нашел, — ответил Малыш. Он грубо толкнул ее вперед. — Пошли. Погуляем. Я приглашаю тебя. — Я хотела идти домой. — Ты не пойдешь домой. Ты пойдешь со мной. Я хочу прогуляться, — сказал он, глядя на свои остроносые ботинки, никогда не ходившие дальше конца набережной. — А куда мы пойдем. Пинки? — Куда-нибудь, — ответил Пинки, — за город. В такой день, как сегодня, все туда едут. — На мгновение он задумался о том, куда же это именно, за город? Бега — это был его «за город», а потом подошел автобус с надписью «Писхейвен», и он махнул рукой. — Вот туда, — сказал он, — туда, за город. Там мы сможем поговорить. Нам нужно кое-что выяснить. — Я думала, мы пойдем гулять. — Это и есть прогулка, — сказал он грубо, толкая ее на подножку. — Ты еще глупая. Ничего не знаешь. Ты что думаешь, туда добираются пешком? Так ведь это за несколько миль отсюда. — Когда говорят: пойдем погуляем — это значит, что поедут на автобусе? — Или на машине. Я бы повез тебя на машине, но ребята на ней уехали. — У тебя есть машина? — Мне бы не обойтись без машины, — ответил Малыш, пока автобус взбирался на гору за Роттингдином: красные кирпичные здания за оградой, большой парк, девушка с хоккейной клюшкой разглядывает что-то в небе, стоя на холеной подстриженной лужайке. Яд вобрался обратно в испускавшие его железы: Малышом восхищались, никто не оскорблял его, но когда он взглянул на ту, кому он внушал восхищение, яд снова выступил наружу. Он сказал: — Сними эту шляпу. Ты выглядишь в ней ужасно. Она послушалась: ее мышиного цвета волосы были гладко прилизаны на маленьком черепе; он смотрел на нее с отвращением. Вот на этой он женится, смеялись они, вот на этой. Оскорбленный в своем целомудрии, он смотрел на нее, как человек смотрит на микстуру, которую ему подносят, но которую он ни за что, ни за что не выпьет; скорее умрет или заставит умереть других. Меловая пыль поднималась за окнами. — Ты просил меня позвонить, — сказала Роз, — поэтому, когда... — Не здесь, — прервал ее Малыш. — Подожди, пока мы будем одни. Голова шофера, казалось, медленно поднималась на фоне чистого неба; в синеве летело всего несколько белых перышек. Автобус достиг вершины меловых холмов и повернул на восток. Малыш сидел, плотно приставив друг к другу свои остроносые ботинки, держа руки в карманах; сквозь тонкие подошвы он чувствовал, как дрожит машина. — Как чудесно, — сказала Роз, — быть здесь... за городом, с тобой. Маленькие просмоленные дачные домики под жестяными крышами убегали назад, мелькали сады, словно нарисованные на меловых холмах, сухие цветочные клумбы, похожие на эмблемы саксонского фарфора, вырезанные на склонах меловой гряды. |
