Как это похоже на Кима. Ну, ты, – боль в суставах, напряженных в критической точке, после которой наступает вывих, достигла предела, – это правда? Потому что если брак не осуществлен, и это можно доказать…
– Ты выбрал неправильное место, – прохрипел его брат. – Тут ты все равно ничего мне не сделаешь.
– С тобой – нет, – весело согласился Олойхор. – А вот с ней – сколько угодно.
– Существует множество способов заставить женщину дать тебе удовольствие, – назидательно произнесла Дайана. – Включая плеть и нож.
Глаза Кима поневоле распахнулись, что вызвало заливистый хохот трех глоток, к которому присоединилось угодливое хихиканье Шныря и верноподданническое молчание исполнявшего свои приказы Циклопа. Никто, разумеется, и не собирался резать Имоджин, которая успокоилась и стояла выпрямившись.
– Ты краше всех, – сказал ей Ким поверх всех разделяющих их голов. – Я вижу только свет.
– Я тебя люблю, – ответила она и заработала пощечину.
– Ты ошибаешься, – почти ласково сказал ей Олойхор. – Именно это я и приехал тебе объяснить. Ты сделала неправильный выбор.
– До сих пор ты каждым словом подтверждаешь мою правоту.
Олойхор шумно вдохнул и выдохнул.
– Дайана! – позвал он. – Ну‑ка, ты!
Из всей компании Дайана была одета и причесана тщательнее всех, и сейчас она шагнула вперед так высокомерно и лениво, словно готовилась преподать урок.
– Ким, разумеется, славное и доброе существо. Ким никогда не убьет котенка. Ким в своем присутствии никому не позволит убить котенка. Известие о смерти котенка добавит Киму седых волос. Котята этим пользуются. Котятам выгодно, что такие есть, но должны ли они любить его за это? Котята – странные существа. А женщины – еще страннее. Ким из тех, что торопятся грудью закрыть малого и беззащитного. Таких быстро и походя убивают и совершенно спокойно делают с малыми и беззащитными все то, что с ними обычно делают. Тебя унижают и даже бьют, а он… ничего не может сделать. Мы даже заставили его смотреть.
– Все, что ты считаешь лучшим, я с чувством глубокого удовлетворения оставлю тебе.
– Я – настоящая шлюха, – гордо сказала Дайана. – Я сделаю все, что велит мне мой господин. Если он желает тебя, он тебя получит, счастливая монетка. Если он пожелает твоей смерти, я вырежу тебе матку и пущу муравьев в рану.
– Вы сейчас ее будете, сир? – пискнул из‑под ног Шнырь. – Как именно вы ее хотите? Орлом или решкой?
– Слышишь, ты? Я могу прямо сейчас попользовать ее со всех сторон, а потом передать дальше, по очереди.
– Готова поверить, что на пять минут это тебя займет, – ответила Имоджин, хотя последняя реплика адресовалась не ей. – А дальше что?
– Имодж! – не выдержал Ким. – Пожалуйста, прекрати. Нет никакой необходимости заслонять меня собой!
– Несчастная Молль умерла из‑за тебя, – упрекнула его Дайана.
– Отравилась, – поддержал ее Олойхор, обменявшись взглядом со своей фавориткой. – Не вынесла, бедняжка, что значила для тебя так мало.
– Не верю, – отчаянно бросил Ким. – Я достаточно хорошо ее знал. Молль не отравилась из‑за кого бы там ни было.
Не отводя тяжелого взгляда от Имоджин, непостижимым образом стоявшей королевой среди этого срама, Олойхор пожевал губы.
– Дайте ей что‑нибудь, – наконец приказал он. – Да‑да, с себя снимете, если велю. Я все еще собираюсь на ней жениться. |