|
Он необыкновенно многоречив, непоседлив, легко увлекается (отметьте вздрагивающие ноздри и беспокойный взгляд голубых глаз, раскрытых на одну тридцать вторую дюйма шире, чем нужно), быть может, слегка безумен. Одет с большой тщательностью - не из тщеславной слабости к внешнему лоску, но из чувства значительности всего, что он делает. И это чувство заставляет его относиться к простому визиту, как другие относятся к женитьбе или к закладке общественного здания. Впечатлительная, восприимчивая, склонная к преувеличениям, пылкая натура; одержим манией величия, и только чувство юмора спасает его. В данную минуту это чувство юмора ему изменило. Сказать, что он взволнован - мало; он всегда находится в той или иной фазе взволнованности. Сейчас он в фазе панического ужаса; он идет прямо на Рэмсдена, как бы с твердым намерением пристрелить его тут же, у его собственного камина. Однако из внутреннего кармана он выхватывает не револьвер, а свернутый в трубку документ и, потрясая им перед носом возмущенного Рэмсдена, восклицает: Тэннер. Рэмсден! Вы знаете, что это такое? Рэмсден (высокомерно). Нет, сэр. Тэннер. Это копия завещания Уайтфилда. Энн получила его сегодня утром. Рэмсден. Под "Энн" вы, я полагаю, подразумеваете мисс Уайтфилд? Тэннер. Я подразумеваю нашу Энн, вашу Энн, его Энн, а теперь - да поможет мне небо! - и мою Энн! Октавиус (встает, сильно побледнев). Что ты хочешь сказать? Тэннер. Что я хочу сказать? (Взмахивает документом.) Знаете, кто назначен опекуном Энн по этому завещанию? Рэмсден (холодно). Полагаю, что я. Тэннер. Вы! Вы и я, сударь. Я! Я!! Я!!! Мы оба! (Швыряет завещание на письменный стол.) Рэмсден. Вы? Этого не может быть. Тэннер. Это ужасно, но это так. (Бросается в кресло, с которого встал Октавиус.) Рэмсден! Делайте, что хотите, но избавьте меня от этого. |
