Их смерть — это наша жизнь. А когда Европа будет лежать в развалинах, мы возьмем мир в свои руки.
МАКРЭЙ. Это жалкая горсточка фанатиков. Я их сотру в порошок. Уничтожу…
МОУДИ. Вы глупы сверх всякой меры. Жалкая горсточка фанатиков — вы их так называете? Это люди с четко разработанным планом; они отважны и преисполнены отчаянной решимости. Им надо дать острастку! (Он резко поворачивается к Макрэю). За чем же дело? Что это за человек, Джо Хилл? Он что — бессмертен?
МАКРЭЙ. Мистер Моуди, я уверяю вас, теперь все уже в наших руках.
МОУДИ. Это надо было сделать быстро и умело. И что же? Ни быстроты, ни умения! Я презираю нерасторопных.
МАКРЭЙ. Ему не прожить и десяти часов. Он истекает кровью в тюрьме. Судебное заседание состоится не раньше чем завтра в два часа дня. К тому времени он откинет хвост.
МОУДИ. Я уже говорил, мне нет дела до того, как вы действуете практически. (Направляется к двери). Доведите начатое дело до конца.
МАКРЭЙ. Во что бы то ни стало!
МОУДИ. Простое, казалось бы, дело стало сложным. Круг расширяется. Вовлекается все больше и больше людей. Их уже слишком много. Сожмите круг. Кончайте дело.
МАКРЭЙ (вслед уходящему Моуди). Не пройдет и десяти часов, как он будет мертв.
<sup>Свет быстро гаснет на этой части сцены, загораясь на другой площадке. Это камера Джо Хилла. Он один; лежит на койке. Он что-то напевал, и его голос звучал все громче и громче на фоне последних реплик. Сейчас он поет песню, которую сочиняет. Перед ним — лист бумаги, и время от времени он записывает строчки.</sup>
ДЖО.
(Замолкает и задумывается. Зовет). Эй, Майк! Майк Дэйли!
Голос Майка: «Да заткнись ты!»
МАЙК (входит). Какого дьявола?.. Ты думаешь, я тебе коридорный? Думаешь, тут тебе отель, черт подери?
ДЖО. Что рифмуется со словом «корабли»?
МАЙК. И почему только я до сих пор не разбил тебе морду в кровь, как всем остальным?
ДЖО. Послушай, Майк. Подсоби. Мне нужно закончить песню.
МАЙК. А что ты уже написал?
ДЖО.
Но я не могу подобрать хорошую рифму к слову «корабли». С чем рабочие могут еще покончить?
МАЙК. Они могут покончить со всей этой проклятой беготней, агитацией, горлопанством — вот с чем они могут покончить.
ДЖО. Да, да. Но что рифмуется со словом «корабли»?
МАЙК. Земли! Вот тебе хорошая рифма. Земли.
ДЖО. Земли? Подойдет!
Неплохо. Спасибо, Майк. Продолжим. (Поет).
МАЙК. И чего ты сочиняешь всякую ерунду? Вот уже шесть недель, как ты сидишь тут и кропаешь стишки.
ДЖО (поет).
МАЙК. Позаботиться об адвокате — вот что ты должен делать.
ДЖО (сосредоточенно пишет). Спасибо, Майк. Но я сам смогу себя защитить.
МАЙК. Конечно! Еще бы! Ты встанешь перед судьями, споешь им песенку, а они распахнут двери и устроят тебе торжественные проводы… Добудь себе адвоката.
ДЖО (кладет в карман бумагу, на которой написана песня). А я вовсе и не обязан доказывать свою невиновность. Пусть-ка попробуют доказать, что я виновен.
МАЙК. Послушай меня — позаботься об адвокате!
ДЖО. Я не был в бакалейной лавке Хендерсона между девятью и десятью часами вечера в ту субботу. Вот все, что надо доказать, и я это докажу.
Сцена из оперы «Джо Хилл» Алана Буша по либретто Барри Стейвиса.
Берлинская государственная опера, ГДР, 1970.
МАЙК. Еще бы! Ты докажешь. Докажешь… В прошлом году здесь сидел один тип, как раз в этой самой камере. Он знал все на свете о допросах и запросах, кассациях и апелляциях, уликах и деликтах, исках и записках и так далее. Куда там — голова! Я, говорит, сам поведу мое дело. |