|
«Поверхностное изложение сюжета требует более продуманного конца; схематичное развитие событий, которое не идет вглубь; вместо этого мы видим шарнирное соединение историй – простое наслоение случайных эпизодов – все это было бы претенциозным, если бы автор сделал драматический конец, с акцентом на полной деградации героя. „Облом“ не ведет нас к такой банальной мысли. Вместо этого в последних кадрах, где трогательно изображена беременность – кадрах светлых, но прозаичных, – Пакер достигает определенной недосказанности…»
Недосказанности о чем? Богус пришел к заключению, что ему необходимо посмотреть этот долбаный фильм.
Главная причина, по которой ему хотелось посмотреть этот фильм, не имела ничего общего с рецензиями. Он очень хотел снова увидеть Тюльпен, но не мог вынести мысли о том, что она может увидеть его. Трампер, как вуайериет и пристрастный зритель, должен был пойти и посмотреть «Облом».
У него было назначено собеседование в Колледже свободного искусства «Литчефилд Коммунити» в Торрингтоне (Коннектикут), который находился более или менее по дороге в Нью‑Йорк. После собеседования он мог бы пробраться в город и посмотреть фильм.
Как выяснилось, вакансия открывалась на две группы слушателей обзорного курса британской литературы и на две группы вводного курса писательского мастерства для начинающих. Рекомендации Трампера, в особенности владение нижним древнескандинавским, произвели на декана факультета английской литературы и языка неизгладимое впечатление.
– Господи! – воскликнул он. – Да у нас здесь нет даже необходимости в иностранных языках.
В голове Богуса все бурлило, когда он добрался до Виллидж, как раз вовремя, чтобы успеть на девятичасовой сеанс «Облома». Увидев свою фамилию среди тех, кто работал над звуком, и в списке актеров, он пришел в возбуждение, хотя и постарался справиться с волнением. Окончательная версия оказалась более гладкой, чем он помнил; он обнаружил, что смотрит на экран с любопытством, как в некий альбом с фотографиями старых друзей в маскарадных одеждах. Но все выглядело очень знакомым: он все помнил до самых последних кадров, до той сцены, о которой лишь слышал, – когда Тюльпен в ванной говорит Ральфу и Кенту, что им пора уходить.
Затем он увидел те эпизоды, которые смонтировал сам накануне бегства. Ральф изменил лишь их порядок. Сначала Трампер покидает зоомагазин, говоря: «До свидания, Ральф. Я больше не хочу быть в твоем фильме». Потом Трампер, Тюльпен и Кольм едут на метро в Бронкский зоопарк, а голос Трампера за кадром произносит: «Прости, Тюльпен, но я не хочу ребенка».
В конце шло несколько новых кадров.
Тюльпен в спортивном трико показывает упражнения для рожениц: глубокое дыхание, какие‑то смешные выпады в стороны и так далее. Голос Ральфа за кадром комментирует: «Он оставил ее».
Затем крупный план Тюльпен в монтажной; камера показывает ее со спины: она сидит и только в тот момент, когда поворачивает голову, становится узнаваемой в профиль. Она не сразу замечает присутствие камеры, она бросает через плечо взгляд в объектив, затем отворачивается. Ей больше нет дела до камеры. За кадром Ральф спрашивает: «Ты счастлива?»
Тюльпен выглядит умиротворенной. Она поднимается с рабочего места и делает странный жест: сзади ее локоть взлетает вверх, словно птичье крыло. Но Трампер догадывается: она приподнимает свою роскошную грудь тыльной стороной ладони.
Когда Тюльпен поворачивается в профиль к камере, видно, что она беременна.
«Ты беременна», – ворчливо произносит голос Ральфа.
Тюльпен спокойно смотрит в объектив, ее руки одергивают вокруг большого живота бесформенные складки платья для беременных.
«Чей это ребенок?» – с напором спрашивает Ральф.
Никакой заминки не происходит, только небрежный жест грудью, но она не поворачивается лицом к камере. |