|
Услышав, как она ворочается в кровати, он прошептал:
– Это я.
Прошло довольно много времени, прежде чем она впустила его. Она была в коротеньком банном халате, туго стянутом на талии, ее живот выглядел таким же плоским, как и раньше, она даже слегка похудела. На кухне он наткнулся на упаковку бумажных пеленок и хрустнувшую под ногами пустышку.
Какой‑то извращенный черт продолжал шептать ему в ухо грязные шуточки.
Он попытался улыбнуться.
– Мальчик или девочка? – выдавил он.
– Мальчик, – ответила она. Глядя себе под ноги, она сделала вид, будто потирает глаза, хотя вовсе не походила на сонную.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Ты же дал мне ясно понять… В любом случае это мой ребенок.
– И мой тоже! – воскликнул он. – Ты сама это сказала в фильме…
– Это фильм Ральфа. Он писал сценарий…
– Но ведь он мой, да? – спросил Богус. – Я имею в виду, в действительности…
– Биологически? – подсказала она. – Ну да.
– Можно мне его увидеть? – спросил Трампер. Она как‑то напряглась, но потом, пожав плечами, повела его мимо кровати в крохотный закуток, образованный составленными вместе книжными шкафами и несколькими аквариумами с рыбами.
Младенец спал в огромной корзине, окруженный со всех сторон игрушками. Он выглядел точно таким, каким был Кольм в возрасте нескольких недель, и очень походил на малышку Бигги, которой было чуть больше месяца.
Богус уставился на младенца, потому что ему проще было смотреть на него, чем на Тюльпен; хотя что можно разглядеть в такой крохе?
Тюльпен чем‑то стукнула в глубине комнаты. Из бельевого шкафчика с выдвижными ящиками она извлекла несколько простыней и подушку; он догадался, что она стелила ему на диване постель.
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Зачем ты пришел? – спросила она. – Ты только что посмотрел фильм, да?
– Я и до этого хотел приехать, – сказал он. Когда она, промолчав, продолжила стелить постель, он тупо добавил: – Я получил степень. – Она вскинула на него глаза, потом снова взялась за одеяло. – Я искал работу, – пробормотал он.
– Ну и нашел? – Она взбивала подушку.
– Нет.
Она знаком поманила его от спящего ребенка. На кухне она откупорила бутылку пива ему и налила немного себе.
– Это мне полезно, – пояснила она, протягивая ему стакан. – Чтобы было больше молока.
– Я знаю.
– Ну да, ты же должен знать, – сказала она, играя кончиком пояса, затем спросила: – Чего ты хочешь, Трампер?
Но он не спешил с ответом.
– Ты чувствуешь себя виноватым, да? – спросила она. – Мне это совершенно не нужно. Ты не должен мне ничего, Трампер, кроме того, что у тебя откровенно лежит на сердце… Если только лежит, – добавила она.
– Как ты живешь? – спросил он ее. – Ты ведь не можешь работать, – начал он и замолчал, понимая, что дело не в деньгах. То, что откровенно лежало у него на сердце, так давно кануло в трясину, на краю которой он так долго находился, что теперь казалось невозможным нырнуть и нащупать это.
– Я могу работать, – механически произнесла она, – и я работаю. Я хочу сказать, что я буду. Когда он немного подрастет. Я буду относить его к Мэтью и буду работать полдня. Мэтью сама ждет ребенка…
– Это девушка Ральфа? – спросил он.
– Его жена, – поправила Тюльпен. |