Фред Богус был лишен отцом финансовой поддержки до тех пор, «пока он не перестанет демонстрировать вопиющую безответственность по отношению к своему будущему».

Сочетавшаяся браком в Западном Ганнене, Вермонт, Сью Бигги Кунтф была вынуждена распороть свадебное платье своей матери (и матери своей матери) лезвием и сделать вставку из подходящего материала, чтобы прикрыть несколько месяцев своей беременности. Отец Бигги огорчился лишь из‑за того, что закончилась ее лыжная карьера. А мать Бигги полагала, что девушкам в любом случае лыжи ни к чему, но была огорчена порчей свадебного платья.

Трампер вернулся в Государственный университет Айовы с утвержденной для соискания степени магистра гуманитарных наук темой о связи между диалектами баллад и народных сказаний земель Зальцбурга и Тироля и нижним древнескандинавским. Он получил разрешение вернуться в Австрию, чтобы продолжить свои увлекательные исследования. Отправился он туда после того, как родился его первенец.

(Трампера отвезли в больницу Государственного университета Айовы в бессознательном состоянии, после того как он впервые увидел своего кроваво‑красного, спеленатого первенца. «Это мальчик!» – известила его сестра, вышедшая из родильного отделения, чистенькая и беленькая, с покрытым испариной лбом.

– А он будет жить? – спросил Трампер, медленно оседая на пол.)

На самом деле он вернулся в Австрию затем, чтобы возродить романтические отношения с женой и встретиться со своим старым другом Мерриллом Овертарфом. Потерпев неудачу и в том и в другом, он вернулся в Айову заявить, что считает свою работу на соискание степени магистра гуманитарных наук несостоятельной и что он предпочел бы сменить тему. Так он начал переводить с нижнего древнескандинавского поэму «Аксельт и Туннель», которую переводит уже почти четыре года…

И он по‑прежнему стремится восстановить дружеские отношения с доходами своего отца. Он по‑прежнему мучается вопросом, будет ли жить его ребенок. И он все еще рассматривает целесообразность своей женитьбы на бывшей профессиональной спортсменке, способной сделать куда больше приседаний, чем он. Он, например, опасался бороться с ней из боязни, как бы ему неожиданно для самого себя не оказаться прижатым к полу. Стоило ему похвастаться, что раньше он прыгал с шестом, как она тут же заявила, что тоже прыгала с шестом. И он побоялся выяснить, кто прыгает выше…

…на этом месте, весьма мелодраматическом, пленка заканчивается и начинает хлестать концом по пустой катушке, трики‑трики‑трики‑трак!

– Богус? – кричит ему из спальни Бигги.

– Все в порядке, Биг.

Он дает ей снова заснуть, после чего воспроизводит записанную им статистику. Он находит в ней недостаток объективности, краткости, честности и здравого смысла и понимает, что мистер Фитч и его статистическое бюро отвергли бы любую информацию, имеющую отношение к этому мошеннику Трамперу, и не стали бы заносить его имя в списки. Глядя из своего окна на погруженный в темноту дом Фитча, он вспоминает, что Фитч умер. Ощущая странное облегчение, он возвращается в постель. Но утром, пока Кольм барахтается на его груди, Богус отрывает голову от подушки и украдкой выглядывает из окна спальни. Увидев, как материализовавшийся дух мистера Фитча трудится на своей лужайке, Трампер спускает сынишку барахтаться на пол.

– Господи, Богус, – восклицает Бигги, наклонясь над хнычущим ребенком.

– Мистер Фитч умер вчера ночью, – сообщает ей Богус.

Осторожно выглядывая из окна, Бигги произносит:

– Сегодня утром он выглядит гораздо лучше.

Итак, сейчас утро, решает Трампер, пытаясь проснуться; он наблюдает, как Бигги и Кольм пристраиваются рядом с ним.

Если Бигги не в больнице, значит, сегодня суббота. Л если сегодня суббота, то я должен продавать брелки, значки и прочее барахло на стадионе.