|
В это время мы уже обедали за полцены; через полтора месяца -- за стоимость десятка папирос. Изо дня в день появлялись мы в "Валгалле" и предъявляли наши талоны. Наконец Эдуард спросил, сколько же у нас еще осталось. Мы ответили уклончиво. Он попытался наложить запрет на абонементы, но мы привели с собой юриста, пригласив его на венский шницель. За десертом юрист прочел Эдуарду целую лекцию о том, что такое контракты и обязательства, и заплатил нашими талонами. В лирике Эдуарда зазвучали мрачные нотки. Он попытался вступить с нами в соглашение -- мы соглашение отвергли. Он написал нравоучительные стихи "Коль нажил ты добро нечестно, оно на пользу не пойдет" и послал в местную газету. Редактор показал нам эти стихи; они были полны намеков на могильщиков народа, упоминалось в них и о надгробиях, а также о лихоимце Кроле. Мы пригласили нашего юриста в "Валгаллу" на свиную отбивную, он объяснил Эдуарду, что такое публичное оскорбление и каковы его последствия, и снова расплатился нашими талонами. А Эдуард, который был до этого чистым лириком и воспевал цветы, начал писать стихи о ненависти. Но вот и все, что он мог сделать. Яростная борьба продолжается. Каждый день Эдуард надеется, что наши резервы наконец-то иссякнут; он не знает, что у нас талонов хватит больше чем на семь месяцев. Вилли встает. На нем новый темно-зеленый костюм из первоклассного материала, поэтому он похож на рыжеголовую травяную лягушку. Его галстук украшен булавкой с жемчужиной, на указательном пальце правой руки -- тяжелый перстень с печаткой. Пять лет назад он был помощником нашего ротного интенданта. Ему, как и мне, двадцать пять лет. -- Разрешите представить? -- осведомляется Вилли. -- Мои друзья и фронтовые товарищи Георг Кроль и Людвиг Бодмер -- фрейлейн Рене де ла Тур из "Мулен Руж" в Париже. Рене де ла Тур кивает нам сдержанно, но довольно приветливо. Мы не сводим изумленных глаз с Вилли. Вилли отвечает нам таким же многозначительным гордым взглядом. -- Садитесь, господа, -- предлагает он. -- Насколько я понимаю, Эдуард хотел исключить вас из числа обедающих. А гуляш хорош, только луку можно было бы прибавить. Садитесь, мы с удовольствием подвинемся. Мы усаживаемся за столик. Вилли знает о нашей войне с Эдуардом и следит за ней с интересом прирожденного игрока. -- Кельнер! -- зову я. Плоскостопого кельнера, который, переваливаясь, проходит в четырех шагах от нас, видно, вдруг поражает глухота. -- Кельнер! -- зову я вторично. -- Ты варвар! -- заявляет Георг Кроль. -- Ты оскорбляешь человека, называя его профессию. Ради чего же он делал в 1918 году революцию? Господин обер! Я усмехаюсь. Действительно, немецкая революция 1918 года была самой бескровной в мире. |
