Генрих смотрит на нас вызывающе -- у дохлой пикши бывает иногда такое
выражение.
-- Да, бой был нелегким, -- говорит он и почему-то опять надевает
шляпу.
-- Лучше бы вы проиграли его, -- отвечаю я.
-- Что?
-- Проиграли бы этот бой.
-- Что? -- сердито повторяет Генрих. Я легко вызываю его раздражение.
-- Он жалеет, что ты продал крест, -- поясняет Георг Кроль.
-- Жалеет? Как прикажешь это понимать? Черт бы вас побрал! Мотаешься с
утра до ночи, продаешь блестяще, и тебя же в этой лавчонке еще встречают
упреками! Поездите-ка сами по деревням и попробуйте...
-- Генрих, -- кротко прерывает его Георг. -- Мы же знаем, что ты из
кожи вон лезешь, но мы живем сейчас в такое время, когда продажи разоряют. В
стране уже давно инфляция. С тех пор как кончилась война. Но в этом году
инфляция усиливается и развивается, как скоротечная чахотка. Поэтому цифры
уже не имеют никакого значения.
-- Это я и без тебя знаю. Я же не идиот. Ни один из нас не возражает.
Только идиоты утверждают, что они не идиоты. Противоречить им бесполезно. Я
знаю это на основании тех воскресений, которые провожу в лечебнице для
душевнобольных. Генрих вытаскивает из кармана записную книжку.
-- При покупке памятник с крестом обошелся нам в пятьдесят тысяч. А
продали мы его за три четверти миллиона -- кажется, прибыль неплохая.
Он снова барахтается в мелководье тупых сарказмом. Генрих считает, что
должен воспользоваться случаем и поддеть меня -- ведь я когда-то был
школьным учителем. Вскоре после войны я в течение девяти месяцев учил ребят
в глухой степной деревне, пока не бежал оттуда, преследуемый по пятам воющим
псом зимнего одиночества.
-- Еще выгоднее было бы, если бы вы вместо нашего великолепного креста
продали вон тот чертов обелиск, который торчит перед окном, -- говорю я. --
Судя по рассказам, ваш покойный папаша шестьдесят лет назад, при основании
фирмы, приобрел его еще дешевле -- за какие-нибудь пятьдесят марок.
-- Обелиск? Какое отношение обелиск имеет к нашему делу? Обелиск
продать нельзя, это понятно каждому младенцу.
-- Именно поэтому его было бы и не жаль, -- настаиваю я. -- А крест
жаль. Нам придется за большие деньги выкупить его обратно.
Генрих Кроль отрывисто сопит. В его толстом носу сидят полипы, и нос
легко распухает.
-- Может быть, вы вздумаете уверять меня, что сейчас можно выкупить
такой крест за три четверти миллиона?
-- Это мы скоро узнаем, -- замечает Георг Кроль. -- Завтра приезжает
Ризенфельд. Нам придется делать новый заказ Оденвэльдскому гранитному
заводу; на складе у нас осталось мало гранитных памятников.
-- Ну, у нас есть еще обелиск, -- коварно вставляю я.
-- Почему же вы тогда сами не продаете? -- задыхаясь от возмущения,
спрашивает Генрих. |