Ее сестра снова выступает со школьным марширующим оркестром!

Джессика прошла между рядами машин, открыла дверцу отцовского автомобиля и скользнула на заднее сиденье.

Бет обернулась к ней и злобно прошипела:

– Ни слова!

– А я как раз хотела сказать, что ты выглядишь просто умопомрачительно в пурпуре и золоте, – мило улыбнулась Джессика.

– Па! Она дразнится! – Бет повернулась к отцу. – А ты сказал, что она не будет дразниться!

– Джесси…

– Я сказала только «умопомрачительно». Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть умопомрачительно. Папа, объясни Бет, как порадовались бы бедные дети из Бангладеш таким вот умопомрачительным костюмчикам.

– Джесси, прекрати! – закричала Бет.

– Девочки… – Но голосу Дона Дэя катастрофически не хватало строгости, поскольку отец был занят: сосредоточенно крутил руль, пытаясь выехать с забитой парковки.

– А ты не мог бы снова запереть ее дома, чтобы она прекратила?! – продолжала Бет.

– Бет! Не смешно!

– А вы обе не могли бы помолчать? – рявкнул отец.

Придав лицу суровое выражение, он сердито глянул на Джессику в зеркало заднего вида, подал машину назад, потом снова тронулся вперед и, прежде чем выехать на дорогу, наградил строгим взглядом Бет.

Джессика откинулась на спинку сиденья, но сдавать позиции не собиралась.

– Как бы там ни было, сейчас‑то я не под замком!

– Нет, под замком! – возразила Бет.

– Ладно, пусть так. – Джессика выждала несколько мгновений, прежде чем предъявить козырную карту. – Пап, а мне ведь полагается один вечер свободы в неделю, верно? Могу я использовать его, например… сегодня?

Она улыбнулась. Родители сделали эту небольшую уступку через несколько дней после той злополучной ночи. Ей было твердо обещано, что один день в неделю она сможет выходить из дома. Правда, Джессике сразу это показалось немного подозрительным – довольно странно, что мама пошла на уступки сразу же после того, как объявила о домашнем аресте. И особенно подозрительным это выглядело теперь, когда Джесс знала, на что способны телепаты.

Но сейчас ей было все равно, она просто радовалась, что у нее есть эта поблажка.

– Это нечестно, – сказала Бет. – Пап, скажи ей, что это нечестно.

– Это нечестно, Джесси.

– Но ты ведь сам сказал: один день в неделю.

– И ты взяла четыре свободных дня. А поскольку ты лишена свободы на месяц, как раз и получается один день в неделю.

Вот это было и впрямь нечестно! Джессика чуть не задохнулась от того, как беззастенчиво отец выворачивал факты в свою пользу.

– Но ты обещал! Ты же сам говорил, что тридцать дней…

– Довольно, Джессика! – В голосе отца внезапно прорезались по‑настоящему грозные нотки. – Или в этом году в сентябре будет шестьдесят дней.

Бет обернулась с переднего сиденья и бросила на сестру встревоженный взгляд, вся ее враждебность мгновенно улетучилась. С тех пор как они переехали в Биксби, Дон Дэй не мог найти работу, и это сказывалось на нем все больше: сначала он потерял интерес к жизни, потом перестал бриться каждый день и наконец сделался совсем вялым и безвольным. И он уже много дней не повышал голос – духу не хватало.

Не просто много дней, а ровно тридцать дней, сообразила вдруг Джессика. Отец ужасно раскричался, когда полицейские доставили ее домой, поймав на улице вместе с Джонатаном во время комендантского часа. Может быть, отец просто боится за нее? Может, никак не может смириться с мыслью, что его дочь вскоре снова сможет беспрепятственно болтаться по улицам с трех часов дня до десяти вечера? Да, с мамой в этом отношении проще: она так выкладывается на работе, пытаясь заработать хорошую репутацию на новом месте, что ни до чего другого ей дела уже нет.