– Балалай! – узнал собачищу Мора.

Он вышел, собака, виляя хвостом, рвалась его облобызать, и ей почти удавалось. Мора из последних сил оберегал свой приклеенный нос. На опушке показались два всадника – давешний гвардеец и господин в чёрном – напыщенный и надменный немецкий князь.

– Тебе идёт борода, ты похож на грека, – по-немецки произнёс князь, спешиваясь. – Он нас не понимает, – старик кивнул в сторону чуть отставшего гвардейца. – Займите чем-нибудь парня.

Гвардеец тем временем слез с коня, и Лёвка, хитрая бестия, и помогал ему коня привязать, и уже о чём-то с ним шептался.

– Я знаю, что грек – это не похвала из ваших уст, – ехидно улыбнулся Мора. – Проводить вас к вашему другу, светлейшая милость?

«Он мне не друг…» – такого ответа ожидал Мора, но князь лишь кивнул и молча пошёл за ним следом.

Признаться, Мору все эти месяцы распирало от любопытства: какой же будет их встреча, что скажут друг другу эти двое? То ли бывшие враги, то ли бывшие друзья…

Рене сидел в своих перинах и читал какой-то завалявшийся в сторожке молитвенник – что нашел, то и читал – с таким видом, словно абсолютно ничего вокруг него не происходило. Он неохотно поднял глаза от своей безумно интересной книги, смерил взглядом человека в дверях.

– Здравствуй, Эрик.

Мора сделал шаг назад – чтобы раствориться в сумраке, в паутине коридора, и не мешать, и ничего не упустить.

От немецкого князя Мора в тот момент многого ожидал – но никак не того, что случилось. С грацией пантеры степенный благородный остзеец влетел во взбитые перины и сжал Рене в объятиях так, что хрустнули кости. Тот пытался вяло сопротивляться.

– Брысь… с постели… в сапогах…

– Рене, Рене, сукин ты сын!.. – вполне счастливо выдохнул агрессор, ослабляя хватку, отстраняясь, но и не думая слезать. – И не врал мой цыган, ты и в самом деле с бородой…

– Что, омерзительно? – беспомощно улыбнулся Рене.

– Всё равно красивый… – отвечал месье Эрик, и было в голосе его такое, такое…

Мора отчего-то сразу перехотел наблюдать за исторической встречей. В сущности, он всё уже про них понял. Друзья, враги…

Мора спустился вниз, к печке. Лёвка с гвардейцем самозабвенно резались в карты.

– Садись к нам третьим, – предложил добродушно Лёвка.

– Не надо, все цесарцы – шулера, – заартачился служивый, а Мора только отмахнулся:

– Нет, не хочу.

Он сел в уголок, потрепал по загривку старого знакомого – Балалая, и пёс доверчиво положил брудастую морду на Морино колено.

«Они же старые, – размышлял сердито Мора, – и каждому по сто лет в обед, хотя, конечно, оба хорошо сохранились. Что значит бездельники, всю жизнь тяжелее хрена ничего в руках не держали – и на старости лет вполне себе красавцы. Но кто бы мог подумать…»

Вот после той ярославской подсмотренной сцены Мора и мечтал придушить Рене – целых три дня мечтал. Мора вырос в подворотне, в криминальном зазеркалье, где столь чётко размечены масти – и даже симпатия к некоторым мастям сродни позору. А тут эти двое… На князя Море было плевать. Нанять лихого человека может кто угодно, и наниматель такой тоже вправе любить кого пожелает, лишь бы деньги платил. Что Море до пристрастий своего кошелька? А вот Рене… Мора так восторгался им прежде, в юности, и теперь тоже видел – учителем, почти кумиром. И во что вдруг перевернулась разом его авантюрная затея, с мечтами об алхимии и об ученичестве! Чёртов Рене! У Моры руки чесались придушить его и всё бросить.