– Я… – Исэ с заискивающим видом посмотрел верх на Киёмию.

– На поблажки не рассчитывай, – отрезал тот. – Но я знаю. Знаю, что тогда ты закричал ради Коды.

Когда Кода выхватила пистолет, Исэ издал громкий крик. Вероятно, он сделал это на тот случай, если Кода выстрелит, – для того чтобы скрыть звук выстрела от находившихся снаружи полицейских. Исэ пытался прикрыть своего товарища. Такой поступок не назовешь достойным похвалы. Умным его тоже не назовешь. Однако…

Внезапно перед Киёмией всплыла картина. Где-то в пластиковой коробке лежит бомба и отсчитывает время. Рядом с ней лежат ножницы и заношенная бейсболка. И вновь слышится голос Судзуки.

В душе человека, кто бы он ни был, Есть свой узник. Он стонет. От этого скорбь.

– Продолжай работать. И будь готов к последствиям. Мне тоже надо быть к ним готовым.

В глазах Исэ загорелся слабый огонек. Во всяком случае, Киёмия поверил, что это так.

Он направился к двери. Пальцами, еще помнившими ощущение упиравшейся кости, поправил заколку для галстука.

* * *

Судзуки шел по коридору. У стены коридора, ожидая его, стоял Тодороки. Судзуки заметил его.

– А, господин Тодороки! – На его лице появилась радостная улыбка. – Рад видеть вас. – Он остановился перед Тодороки, повернулся в его сторону. – Я хотел спросить об одной вещи…

Сыщики, стоявшие по обе стороны от Судзуки, сделали ему замечание, однако тот не сдвинулся с места.

– Вы ведь после взрыва в Акихабаре поддерживали меня, не так ли? – С невинной улыбкой Судзуки вглядывался в лицо Тодороки. – Я с самого начала понимал это. Понимал, что этот человек ни чуточки не верит во все эти слова – «давайте жить дружно», «мы – товарищи, вместе работающие на общество» и все такое. А потом я увидел ваше желание. Увидел его ясно и четко. Когда вы узнали, что бомбы существуют, вы подумали: «Раз так, пусть эти бомбы всё разнесут».

Слова Судзуки вонзились в душу Тодороки, словно когти орла. Он почувствовал, что Судзуки попал в точку. И понял причину того, почему еще раз хотел посмотреть в его глаза. Ему нужно было проверить возникшее в нем порочное желание. И нужно было опровергнуть его.

«Пусть эти бомбы всё разнесут…»

После того как почти что на глазах у Тодороки произошли взрывы на линии Яманотэ, его подозрения превратились в уверенность. Он понял, что значил тот смех, который поднимался тогда из глубины его живота. Тодороки четко осознал: «Я получаю удовольствие от происходящего».

«Став свидетелем беспрецедентной бойни и наблюдая за ней из безопасной зрительской ложи первого класса, я, не останавливаясь, проследовал стадию безразличия и оказался охвачен радостным возбуждением. Таким, которое невозможно отрицать. Эмоции кипели в моей душе. “Хорошо получилось! Давайте еще! Пусть еще умрут!” Да, я этого желал… Этот человек и есть Исао Тодороки. Такова моя человеческая сущность. Я осознал ее, и мне стало невероятно страшно».

– Вы намерены и дальше терпеть? Будете лгать себе и влачить бессмысленное существование?

– Именно так.

«Действительно, эти желания у меня есть. Я лгу и скрываю их. Сколько б еще десятилетий я ни прожил, эти желания не исчезнут. Порочные желания вросли в меня и уже никуда не могут деться. Возможно, честная жизнь была бы счастливой. Намного более счастливой, чем жизнь в противлении своим истинным чувствам, в леденящем страхе оступиться и в постоянной необходимости терпеть…»

– И все же, Судзуки, я такое существование не считаю несчастливым.

Судзуки широко раскрыл глаза и разинул рот. Лицо его будто говорило: «До сих пор мне такое и в голову не приходило».