Признаться, мне это соображеніе никогда не приходило въ голову.

"— А ведь въ самомъ деле, — подумалъ я. — Отчего бы мне и не иметь слуги? Въ Италіи я еще проброжу долго, a человекъ, которому можно взвалить на шею разныя мелкія хлопоты и дрязги — очень бы меня облегчилъ"…

— Ладно, — говорю. — Покажите вашего слугу.

Привели… Парень здоровый, коренастый, съ ласковой улыбкой и предобродушнымъ выраженіемъ лица.

Потолковали мы пять минутъ, и въ тотъ же вечеръ я увезъ его во Флоренцію. Со следующаго дня и началась моя трагедія.

— Джустино! — сказалъ я утромъ. — Почему ты не почистилъ мне ботинокъ?

— О, синьоръ! Я не умею чистить ботинокъ, — заявилъ онъ съ искреннимъ огорченіемъ.

— Какой же ты слуга, если не умеешь делать такого пустяка! Сегодня же возьми урокъ у чистильщика сапогъ. А сейчасъ свари мне кофе.

— Синьоръ! Осмелюсь заявить, что я не знаю, какъ варить кофе.

— Смеешься ты надо мной, что ли?

— О, нетъ, синьоръ… не смеюсь… — печально пробормоталъ онъ.

— Ну, a телеграмму сдать на почту ты съумеешь? Запаковать чемоданъ, пришить къ пальто пуговицу, побрить меня, приготовить ванну — сумеешь?

И снова прозвучало грустное:

— Нетъ, синьоръ, не сумею.

Я скрестилъ на груди руки.

— А что же ты умеешь, скажи на милость.

— Будьте ко мне, синьоръ, снисходительны… Я почти ничего не умею.

Во взоре его светилась тоска и искреннее страданіе.

— Почти?! Ты говоришь «почти»… Значить, что нибудь ты умеешь делать?

— О, синьоръ! Да умею — но это къ сожаленію вамъ не нужно.

— Да что же это такое?

— О, не разспрашивайте меня… Мне даже неловко сказать…

— Почему? А вдругъ это мне понадобится…

— Нетъ, нетъ. Клянусь святымъ Антоніемъ — вамъ это никогда не понадобится…

— Чортъ знаетъ что! — подумалъ я, опасливо на него поглядевъ, — можетъ быть онъ до этого былъ разбойникомъ и резалъ въ горахъ проезжій народъ. Тогда, действительно, онъ правъ, — это мне никогда не понадобится…

Однако, милое простодушное лицо Джустино самымъ нагляднымъ образомъ опровергало это предположеніе.

Я махнулъ рукой — самъ заварилъ кофе, сдалъ на почту корреспонденцію и вечеромъ приготовилъ себе ванну.

На другой день я поехалъ во Фьезоле и зашелъ въ тотъ самый ресторанчикъ, хозяинъ котораго такимъ подлымъ образомъ подсунулъ мне "слугу".

Я уселся за столъ — и снова появился кланяющійся, извивающійся хозяинъ.

— Эй, вы, — поманилъ я его пальцемъ. — Что это за чортова слугу вы мне подсунули, а?

Онъ приложилъ руки къ сердцу.

— О, синьоръ! Онъ прекрасный человекъ, — добрый, честный и непьющій…

— Да что мне въ его честности, когда онъ палецъ-о-палецъ ударить не можетъ. Именно — не можетъ… Не "не хочетъ", a "не можетъ". Вы говорили — я господинъ, и мне нужно слугу; a подсунули мне господина, у котораго я играю роль слуги, потому что нетъ такой вещи, которую бы онъ могъ сделать.

— Простите, синьоръ… Онъ можетъ кое-что сделать и очень хорошо даже… Но это вамъ совсемъ не нужно.

— Что же это такое?

— Да ужъ я не знаю — говорить ли? Не хочется хорошаго парня конфузить.