Они стояли на задней площадке, все трое в
макинтошах, с бледными, распухшими лицами, и Яшу как-то странно опрощала
старая кепка с большим козырьком, которой года четыре он не носил, а сегодня
надел почему-то; Рудольф был без шапки, ветер трепал его светлые, откинутые
с висков волосы; а Оля, опершись спиной о задний борт и держась за черную
штангу белой, крепкой рукой с большим перстнем на указательном пальце,
глядела прищуренными глазами на пробегавшие улицы и всё наступала нечаянно
на рычажок нежного звоночка в полу (предназначенного каменной ножище
вагоновожатого, когда зад вагона становится передом). Эту группу увидел
изнутри, сквозь дверцу, Юлий Филиппович Познер, бывший репетитор Яшиного
двоюродного брата. Быстро высунувшись, -- это был напористый и уверенный
господин, -- он поманил Яшу, и тот, узнав его, вошел к нему.
"Очень удачно, что я встретил вас", -- сказал Познер и, обстоятельно
пояснив, что едет с пятилетней дочкой (сидевшей отдельно у окна и
прижимавшей мягкий как резина нос к стеклу) проведать жену в родильном
приюте; вынул бумажник, а из бумажника визитную карточку, и,
воспользовавшись невольной остановкой вагона (соскочил на повороте
контактный шест), вечным пером вычеркнул старый адрес и надписал новый.
"Сие, -- сказал он, -- передайте вашему кузену как только он вернется из
Базеля и напомните ему, пожалуйста, что у него осталось несколько моих книг,
которые мне нужны, и даже очень нужны".
Трамвай летел по Гогенцоллерндам, Оля и Рудольф всё так же строго и
молча стояли на ветру, но кое-что загадочным образом изменилось: тем, что
Яша оставил их вдвоем на минуту (Познер с дочкой очень скоро сошел), союз
как-бы нарушился, и началось его, Яшино, отделение от них, так что когда он
к ним вернулся на площадку, он, не зная этого, как и они не знали, уже был
совсем сам по себе, причем незаметная трещина неудержимо, по закону всех
трещин, продолжала ползти и шириться.
В пустом весеннем лесу, где мокрые коричневые березы, особенно которые
поменьше, стояли безучастные, обращенные всем вниманием внутрь себя, --
невдалеке от сизого озера (на всем громадном побережьи которого не было
никого, кроме маленького человека, закидывавшего по просьбе пса палку в
воду), они без труда нашли удобную глушь и тотчас приступили к делу; вернее,
приступил Яша: в нем жила та честность духа, которая придает самому
безрассудному поступку почти будничную простоту. Сказав, что застрелится
первым по праву старшинства (ему было на год больше Рудольфа и на месяц
больше Оли), он этой пустой ссылкой сделал излишним удар грубого жребия,
который всё равно по слепоте своей пал бы вероятно на него; и скинув
макинтош, и не простившись с друзьями, что было только естественно в виду
одинаковости маршрута, безмолвно, с неловкой торопливостью, он спустился
между сосен по скользкому скату в буерак, густо поросший дубком и терновыми
кустами, которые, несмотря на апрельскую прозрачность, совершенно скрыли его
от оставшихся. |