|
Голова упала назад. — Какого дьявола вас так долго не было? — То есть?.. — Я вас ждал! — воскликнула мумия. — Какой сейчас год? Тридцать второй? Сорок шестой? Пятидесятый? — Уже теплее. — Шестидесятый. Ну что? — В яблочко, — кивнул Крамли. — Я не совсем спятил. — Иссохший рот старика дрогнул. — Вы принесли мне еду? — Еду? — Нет, нет, не может быть. Еду таскал парнишка, собачьи консервы, жестянку за жестянкой, а то бы вся эта Граб-стрит[10] обвалилась. Вы ведь не он… или он? Мы обернулись и помотали головами. — Как вам мой пентхаус? Первоначальное значение: место, где держали пентюхов, пока они окончательно рехнутся. Мы приписали ему другое значение и подняли квартплату. О чем бишь я? А, да. Как вам эти хоромы? — Читальня Общества христианской науки,[11] — отозвался Крамли. — Треклятое пристрастие, — проговорил Рамзес II. — С тысяча девятьсот двадцать пятого года. Остановиться не смог. Руки загребущие, то есть загребущие не особенно, а вот выпускать не любят. Все началось в тот день, когда я забыл выбросить утренние газеты. Дальше скопилась подборка за неделю, и пошла в рост гора макулатуры: «Трибюн», «Таймс», «Дейли ньюс». Справа от вас тридцать девятый год. Слева — сороковой. Второй штабель сзади — весь из сорок первого! — Что бывает, если вам понадобится какой-нибудь номер, а на него навалено фута четыре? — Стараюсь об этом не думать. Назовите дату. — Девятое апреля тридцать седьмого года, — слетело у меня с языка. — Какого черта? — одернул меня Крамли. — Не трогайте парнишку, — шепнул старик под пыльным одеялом. — Джин Харлоу,[12] умерла в двадцать шесть лет. Уремическое отравление. Панихида завтра. Лесная Лужайка. Похороны сопровождает дуэт — Нельсон Эдди, Джанетт Макдональд.[13] — Бог мой! — вырвалось у меня. — Варит котелок, а? Еще! — Третье мая сорок второго года, — ляпнул я наобум. — Погибла Кэрол Ломбард. Авиакатастрофа. Гейбл рыдает.[14] Крамли обернулся ко мне. — Это все, что тебе известно? Звезды забытого кино? — Не цепляйтесь к парнишке, — проговорил старческий голос шестью футами ниже. — Что вы здесь делаете? — Мы пришли… — начал Крамли. — Нам нужно… — начал я. — Стоп. — Старика закружила пыльная буря мыслей. — Вы — продолжение! — Продолжение? — В последний раз, когда на гору Лоу взбирался самоубийца, чтобы кинуться вниз, ему это не удалось, он спустился на своих ногах, внизу его сшиб автомобиль, и благодаря этому у него есть теперь на что жить. Последний случай, когда здесь действительно кто-то побывал, пришелся… на сегодняшний полдень! — Сегодняшний?! — Почему бы и нет? Почему бы не навестить старого, утонувшего в пыли калеку, с тридцать второго года забывшего о женских ласках. Да, незадолго до вас здесь побывал кое- кто, кричал в туннеле из плохих новостей. Помните сказку про мельницу, варившую овсянку? Скажешь «вари», и из нее польется горячая каша. Парнишка ее запустил. А как остановить, не знал. Проклятая овсянка затопила весь город. Идешь куда-нибудь — проедай себе дорогу. А у меня вот полно газет, а овсянки кот наплакал. О чем бишь я? — Кто-то у вас кричал… — Из коридора между лондонской «Таймс» и «Фигаро»? Ага. |
