– Было дело.

– Ну так что такое?

Я быстро объяснил. Сашка молчал несколько секунд, а потом сказал:

– Ладно, завтра приеду.

Ур ра! Мой Дядя Федор приехал! А я то думал: с кем же я буду картошку копать?.. И уродов сажать.

Меня одолевали сомнения: а вдруг я не прав? Вдруг я преувеличиваю?.. Но – звонок! Звонок бармену.

Я все рассказал Сашке, как на духу. Он потер заросший щетиной подбородок и сказал:

– Интересно. Ну давай мерковать, что тут можно придумать.

И мы стали мерковать.

Мы опросили Беркугова. И – ничего. У него не было долгов. И сам он никому ничего не был должен… У него не было завистников, он ни у кого не отбивал женщин, не играл в карты и вообще умел ладить с людьми. Врагов – по крайней мере серьезных врагов – почти не имел. Даже в Москве, а уж в Санкт Петербурге тем паче. С поклонницами всегда расставался по джентльменски… Рассказу бармена он склонен верить: он, собственно, даже видел, как бармен разговаривал по телефону и даже посмотрел несколько раз в его, Беркутова, сторону. Хотя, конечно, неувязочка в этом есть: если бы я (Обнорский) хотел сообщить что то ему (Беркутову), то какого черта я стал бы звонить бармену, а не на трубу Беркутова? Объяснение у этой странности было: бармен мой голос не знает, а Беркутов знает.

Мы дважды опросили самого бармена. А заодно пробили его по учетам ГУВД. Бармен был чист как стеклышко – не судился, не привлекался. Так что даже теоретическое предположение о возможной причастности бармена к разбою или наводке на Беркутова не подтверждалось ничем.

Потом бедолага бармен по нашей просьбе звонил всем мужчинам из съемочной группы, но ни одного знакомого голоса не признал.

Потом мы по Сашкиным связям добыли распечатки всех телефонных контактов всех членов группы Худокормова. Их анализ ничего нам не дал… Я каждый день подолгу общался с господами артистами, пытаясь проникнуть в скрытые отношения внутри коллектива. Наслушался сплетен, но ничего путного не узнал, кроме, пожалуй, того, что у миллионера Роди назревает романчик с Лизой – дочерью актрисы Черкасовой. Может, слава Богу, остепенит нашего миллионера.

***

Прошла неделя. Выписался из больницы Беркутов. Выглядел он неважно. Шрамы, впрочем, бросались в глаза не очень, но полноценно играть он еще не мог – требовалось вставить два верхних зуба.

Периодически звонил Родя. Конечно, пьяный. Первый раз он сообщил, что насчет вертолета уже договорился: в одном вертолетном полку вполне можно взять. Если с неснятым вооружением, то подороже… Я сказал, что, конечно, с вооружением. Зачем мне без вооружения? Как я реально буду с преступностью бороться, если у меня не будет хотя бы пушки на борту? Родя согласился: да, без пушки не в кайф. Совсем западло без пушки. Что это за вертолет без пушки?! Пушка будет. Я с полканом уже ящик водки сожрал, готов сожрать и другой, но выбью еще и ракеты.

Второй раз Родя позвонил печальный, сказал, что Ле Корбюзье не будет. Этот старый козел, оказывается, откинул копыта. Не соглашусь ли я на Церетели?

– Но, – возразил я, – Церетели не архитектор, он скульптор… Зачем Церетели?

Все это было совсем не смешно. Агентство пустело на глазах – один за другим уходили мои сотрудники. Один за другим, один за другим. Я не понимал, что происходит. Я был растерян.

А добила меня Анька Лукошкина. Добила тогда, когда мне более всего нужна была ее помощь.

Анька, Анька! Я даже предположить не мог, что ты будешь так по бабски мстительна. Хотя, очевидно, я не прав. Да, пожалуй, я не прав, и твой поступок имеет более глубокие корни… Но… но и ревность тоже присутствует. В общем, это долго объяснять, но и Лукошкина решила покинуть Агентство. Я пытался ее уговорить.