Вовка положил передо мной три номера понедельничных газет: «Смену», «Известия» и «КоммерсантЪ» – последние две были вывернуты питерскими страницами наружу. Три заметки были жирно обведены красным маркером. Я быстро пробежала глазами по заголовкам: «Гладь для дамы бубей», «"Афродита" лишилась своего раритета», «Незабудки исчезают в полночь».

– Что это? – Я почувствовала легкое беспокойство.

– Да ты хоть на снимки посмотри, – печально сказал Соболин.

Две из трех заметок сопровождались фотографиями. На обеих… была я. Только в одном случае я стояла фактически одна (другие гости были скрыты размытым фоном) – упакованная в серый палантин; на другом – я же, в том же палантине, но уже кокетливо поглядывающая на губернатора (задник этого снимка тоже был размыт).

– И что? – успокоилась я. – По моему, я неплохо получилась.

– Подпись к снимку прочти хотя бы…– Вовка как будто даже устало вернулся к своему столу.

– «"Тогда я его у тебя украду!" – сказала журналистка „Золотой пули“ Светлана Завгородняя хозяйке вечера Музе Веселовской… К концу презентации раритетный экземпляр исчез с выставки», – прочитала я вслух. – Вовка, что это значит?

– А то и значит: сначала наша красавица грозит известному модельеру воровством, если та по хорошему не продаст шарфик, а потом этот шарфик, стоящий немереных зеленых, благополучно исчезает с выставки в неизвестном направлении…

– Ты что хочешь сказать?.. – прошептала я.

– …Только то, что сказал. Дело приобрело огласку, сама видишь, фотодокументы налицо. Ты – главная подозреваемая.

– Ты что, действительно считаешь, что это я украла? – я аж поперхнулась.

– Ничего я не считаю! – отмахнулся Соболин. – Только Обнорский уже с утра помчался к Парубку.

– А Парубок то тут при чем? Это дело районных ментов.

– В том то и дело, что из за скандала – сам губер был на выставке! – дело из района городу передали. А Парубок, сама говорила, испытывает к тебе личную неприязнь.

– Зато тебя будет любить долго и крепко, – от злости я воспользовалась запрещенным приемом: Соболин был устойчивым гомофобом.

Вовку передернуло:

– Чем язвить, лучше бы подумала, как отмываться будешь.

– А почему это именно я должна отмываться? Там больше ста человек гостей было. Этот палантин все видели, все руками щупали. Может, его губернатор спер! Муза ведь ему тоже отказала в покупке!

– Совсем чокнулась! – Вовка снова вскочил из за стола. – Сиди и никуда не двигайся. Скоро шеф вернется.

В кабинет вбежала запыхавшаяся Лукошкина.

– Света, не волнуйся, я все знаю. И – помогу.

– Нет уж, мои дорогие! В нашей «Пуле», похоже, самому себя защищать придется. И подписку о невыезде я еще пока никому не давала…

В подъезде я чуть не смела с ног Барчик.

– Ты почему трубку отключила? – обиженно спросила она. – Я даже не. знаю, вернулась ли ты из Москвы.

– Аська, тут такое творится…

Пока мы ехали в машине, я сбивчиво рассказала ей о том, что произошло на презентации, и о том, что написали утренние газеты.

– Ну и гады! – Аська даже кулаки сжала. – Я думала, что только в актерской среде бывает такой сволочизм. А Соболин твой – последний гад! Как он вообще посмел так с тобой разговаривать!.. Ты сейчас куда?

– К Музе, конечно. Надо же узнать подробности. Заодно и платье заберу.

– Тогда подбрось меня до «Ленфильма», – засобиралась Аська.