Через несколько минут, когда была восстановлена хронология событий – во сколько я пришел в Агентство, во сколько вышел, во сколько попал под поезд, где был после (я честно признался, что зашел в кафе), – Обнорский достал из сейфа дорогущий представительский коньяк и налил мне треть фужера. Я не стал изображать кокетничающую институтку и выпил коньяк залпом. После этого я попытался внятно и без эмоций рассказать о происшедшем на станции. У меня почти получилось.

– Насколько я могу понять, – осторожно сказал Повзло, – там действительно было много народу, и тебя могли столкнуть неспециально.

– Да какое там «неспециально», – передразнил я, – я же говорю: было два толчка! Сначала под колени, чтобы лишить равновесия, а потом в спину!

– А вот с одним моим знакомым была такая история, – встрял Скрипка. – Он два раза падал на рельсы перед электричкой и оба раза успевал откатиться. А потом всем говорил, что его хотели убить и сталкивали специально. Милиция заводила дело, но никого не могла найти. А в третий раз он упал прямо под колеса и откатиться уже не успел.

– Ты это к чему? – не понял Повзло.

– А к тому, что в последний раз рядом с ним вообще никого не было, – победно сообщил Скрипка, – ближайший человек стоял от упавшего метрах в трех!

– Ты что, – опять начал злиться я, – тоже думаешь, что я сам под поезд сиганул?

– Да ничего он не думает, – попытался успокоить меня шеф, – вот, лучше выпей еще.

Я хотел было гордо отказаться, но очень уж хороший был коньяк. После непродолжительной дискуссии на тему: кому на хрен надо было меня толкать, я вынужден был согласиться, что в последнее время особо горячих тем не расследовал. Раньше, конечно, было, но очень уж давно… В конце концов мы зашли в тупик.

– Ладно, подвел итог Обнорский, – сегодня мы уже все равно ничего придумать не сможем. Надо все тщательно проанализировать, собрать кое какие материалы, поговорить с работниками метро…

– Да что они смогут сказать? – вскочил я, меня слегка пошатнуло.

– Максим, – мягко сказал шеф, – я тебя понимаю, но согласись, что лучше не пороть горячку. Сходи домой, поменяй штаны, они у тебя порваны, помойся… В общем, приди в себя. А завтра поговорим. Думаю, что и у нас уже кое что будет. И, можешь мне поверить, своих людей я убивать не позволю. Ты мне веришь? – повысив голос, спросил шеф.

– Верю, – согласился я. Обнорский не раз уже доказывал, что за сотрудников Агентства может и горы свернуть.

– Вот и ладненько, – сказал шеф. – Судя по воплю в коридоре, стажерка Оксана уже вернулась с убийства, поэтому водитель пока свободен и отвезет тебя домой.

Возражать было бесполезно. В коридоре я еле отмахался от Зудинцева с Кашириным, попытавшихся затащить меня в кабинет расследователей для пристрастного допроса. Мне действительно очень хотелось попасть домой, отмокнуть в ванной, выпить крепкого кофе и привести мысли в порядок.

***

Часа через три я уже был в полном порядке и даже успел немного подремать. Налив себе чашку кофе (четвертую), я сел на кухне, закурил и задумался. Ничего путного в голову не приходило. Кроме того, ужасно хотелось холодного пива. А чего, интересно, еще может хотеться в такую жару? Но одному пить стремно, и я вспомнил про знакомого опера из Красногвардейского угрозыска. Недавно я от кого то слышал, что он уже месяца три как перевелся в УВД метрополитена. Нового номера его телефона у меня не было, но это не проблема… Через час я уже разговаривал с Гаврилой (фамилия моего знакомого – Гаврилов, отсюда и прозвище, на которое тот нисколько не обижался).

В пять часов мы пили пиво в маленьком кафеюшнике у «Елизаровской».