Выпив два по сто «Флагмана», выкурив пять сигарет и «закусив» все это маленькой чашечкой кофе, я понял, что худо бедно могу соображать, и двинулся к Агентству. Сразу у входа в родную контору я столкнулся с Шаховским. Тот оглядел меня цепким взглядом и пощупал зачем то рукав куртки:

– Живой? – Затем потянул носом и констатировал:

– Живой. Иди к Обнорскому, ему уже звонили из ментовки, сообщили…

Кипя праведным гневом, изрядно подогретым сорока градусами, я ринулся в кабинет шефа. У меня уже было несколько версий насчет того, кто хотел меня убить.

– Ну ну, заходи, прыгунчик, – проворчал Обнорский.

Что– то в его тоне меня насторожило, но я решил не обращать внимания на тон: мало ли что там у шефа произошло. Может, ему опять не удалось Лукошкину затащить к себе домой для вычитки очередного шедевра и пришлось спать в холодной и одинокой постели…

– Андрей, я уверен, это Склеп! – выпалил я и плюхнулся на диван.

– Ага, как же, размечтался, – поморщился Обнорский. – Но склеп тебе не светит, разве что ма а а аленький прямоугольный памятник. Ты где уже с утра нажраться успел? Да еще до такого состояния, чтоб под поезд упасть!

У меня аж дыхание сперло от злости.

И это после того, как меня чуть не убили! Да что они тут себе думают?! Тоже, блядь, нашли алкаша с вокзала! Злость усугублялась явно ложным обложным обвинением – я уже неделю ничего крепче пива не пил! Несколько секунд я не мог вымолвить ни слова, сидел с красным от натуги лицом, хватал ртом воздух и пялился на Обнорского. Тут в кабинет вошли Спозаранник, Повзло и Скрипка. Ну вот, сейчас еще Глебушка чего нибудь добавит. Мне вдруг стало все равно, и я замолчал.

– Ну, чего молчишь? – уже громче спросил шеф. – Где нажрался, я спрашиваю!

– А пошел ты!… – только и смог вымолвить я, встал и пошел к выходу, бросив напоследок:

– Какой же ты…

Выйти я не успел – пока проталкивался между Скрипкой и Повзло, удивленно смотревших на меня и не спешивших уступить дорогу, раздался голос Спозаранника:

– Погоди, Максим.

Я замер от удивления: мало того, что Глеб – впервые на моей памяти! – назвал меня по имени, без отчества, так это еще и было произнесено с неподдельным сочувствием.

Теперь уже все уставились на Спозаранника. И удивления на лицах присутствующих было даже побольше, чем у меня. Таким тоном Глеб не разговаривал никогда! Бывало, орал (такое случалось всего раз, да и то я знал об этом лишь по рассказам других), иногда смущался, но чтобы сочувствие…

– Я встретил сегодня Кононова на пороге Агентства около десяти часов, – уже обычным своим тоном сообщил Глеб, – и могу с уверенностью сказать, что спиртным от него не пахло. В половине одиннадцатого я лично приказал ему ехать в порт. Во сколько он упал под поезд?

– В десять сорок пять, – начиная что то понимать, ответил Обнорский.

– Мне думается, что даже с талантами Кононова, – сухо заметил Спозаранник, – напиться до потери сознания за пятнадцать минут довольно сложно.

– А мне менты сказали… – отводя глаза, произнес Обнорский.

– Ага, – усмехнулся Повзло, – а то ты ментовских начальников не знаешь!

Они, бывает, такого наговорят…

– Ладно, Максим, прости за наезд.

Я был не прав. – Обнорский встал и протянул руку. Поколебавшись, я пожал ее. – Ну все, конфликт замяли. Присаживайтесь, будем разбираться.

Через несколько минут, когда была восстановлена хронология событий – во сколько я пришел в Агентство, во сколько вышел, во сколько попал под поезд, где был после (я честно признался, что зашел в кафе), – Обнорский достал из сейфа дорогущий представительский коньяк и налил мне треть фужера.