Но рука уже вытаскивала мобильный телефон и лихорадочно набирала номер Обнорского.

– Да! – ответил ленивый голос Андрея.

– Обнорский, это Лукошкина. Если в состоянии, побереги свои гадости для другого. Тут такое дело… – Я в двух словах пересказала Обнорскому полученную от Хуго информацию. Он не просил меня держать ее в секрете, поэтому виноватой я себя не чувствовала. Хотя осадок остался.

Обнорский взвился:

– Лукошкина, я тебе все прощу, если выяснишь, кто голландцам «сливает» технологии.

– Обнорский, если я правильно все понимаю, ты собираешься заняться информационным рэкетом?

– Давай вот без этих ярлыков, Лукошкина. Это наш шанс поквитаться с Аллоевым. Я думаю, он дорого даст за то, чтобы узнать имя гаденыша.

Мне не хотелось выполнять это задание. Во первых, потому, что исходило от Обнорского. Во вторых, потому, что успех этого предприятия означал бы неприятности для Хуго. Можно было бы, конечно, все ему рассказать.

Но что последует за этим признанием?! Весь день я мучилась своими раздумьями, что не прошло незамеченным для Хуго.

– Аня, что случилось? В Питере неприятности?

– Нет, милый, просто неважно себя чувствую. Слушай, если не секрет, расскажи, вы как нибудь держите «на крючке» вашего человека в «Нерпе», чтобы он не соскочил? Я расскажу ребятам в Агентстве на предмет тонкостей работы с источниками… – (Хуго уже был в курсе моего сотрудничества с «Золотой пулей», но ничего не знал об истории с «Нерпой»…)

Я сама себе была противна в этот момент. Но Ван Веер ничего не заподозрил – его слишком заботило мое самочувствие.

– Конечно. Правда, сам Базиль, – при этом имени я вздрогнула от предчувствия, ведь Базиль по французски – Василий, – об этом не знает.

Копии договоров, к которым не подкопаешься, номер счета в банке плюс видеофиксация наших переговоров. – Хуго явно гордился обстоятельным обеспечением сотрудничества с русским Базилем.

– И у кого этот кладезь информации? – я затаила дыхание.

– Экземпляры последних договоров у меня, с собой – торопился в дорогу, забыл выложить. Хочешь посмотреть? – великодушно предложил Хуго, доставая свой «дипломат».

– Что ты, а как же адвокатская тайна! – попыталась я оттянуть тот момент, когда окончательно предам любимого человека.

– Я тебе доверяю, cherie… – Ван Веер погладил меня по щеке и вынул документы. Невидящими глазами я стала их просматривать.

– Извини, ничего не соображаю.

Можно, я потом прочитаю? – Мне было физически плохо от подлости своего поступка. Много позже я буду просто ненавидеть себя. И еще долго меня будет мучить то, что я так и не пойму, из каких соображений это все совершила. Видимо, у меня просто отключился инстинкт самосохранения.

Оставив меня отлеживаться с головной болью, Хуго отправился по делам в город. Выждав некоторое время, я спустилась в бизнес зал гостиницы, отксерокопировала документы и тут же отправила их по факсу в Агентство. Голос перезвонившего Обнорского был полон оптимизма и восхищения. На документах значилась подпись Василия Братчикова. Теперь исход нашего конфликта с «Нерпой» уже был предсказуем.

– Я тебя ненавижу, Обнорский, – с болью сказала я в трубку. – Тебя, твое Агентство и тот день, когда связалась с вами.

– За все, Лукошкина, надо платить, – неожиданно жестко ответил Андрей. – И ты в этом смысле не исключение.

Оставшиеся дни в Гааге были для меня сплошным мучением. Мучился и Хуго, не понимая, что со мной происходит. То и дело я ловила на себе его вопросительные, полные недоумения взгляды. В предпоследний день он пришел ко мне в растерянности.