– Ну да, у нас начальство вообще денег не считает, – не преминула вставить Агеева.

– Не отвлекайтесь, Марина Борисовна, следите за ходом моей мысли, – не обиделся Скрипка. – Но смотрю я на эти четыре рубля и смутно чувствую, что сдача побольше должна быть. Продавщица заметила мое недоумение и говорит: «Что, молодой человек, что то не так?» Да вот, говорю, вроде сдачи должно быть больше. Она: "Что вы?

Раз есть сомнение – давайте пересчитывать. Вы шесть бутылок взяли?"

Я: «Шесть». Она: «Пиво – по шесть рублей?» Я: «По шесть». Она: «Шестью шесть – сорок шесть?» Я: «Да». Она:

«Ну вот – четыре рубля сдачи с пятидесяти». Я отошел сконфуженный, но что то меня мучает. Она – снова: «Молодой человек, давайте еще раз – у нас не может покупатель уйти недовольным». Представляете? Мы после этого еще дважды пересчитывали, и дважды я, как зазомбированный, на вопрос «шестью шесть – сорок шесть?» отвечал: да! Вот это – актриса! Прямо в цыганки иди и не прогадаешь…

Мы с Агеевой похихикали над незадачливостью Скрипки. Агеева даже забыла про свои пропавшие сто рублей.

– Леш, вот вы бы так зарплату нам насчитывали, с накидкой, – подытожила она.

Скрипка снова не обиделся.

С Горностаевой у него, что ли, опять все о'кей? Бедная Валя!

А я пошла в свой отдел. Звонить предполагаемому вору.

Как я и предполагала, Имант не отказал во встрече: повод был самый правдивый – мне, как журналистке, нужна консультация для написания материала о безопасности в сфере высоких компьютерных технологий.

***

…Этого я уж точно не ожидала.

Борис Рудольфович встал, и я тут же села. Ну до чего породистый!

У него был рост писателя Кивинова, разворот плеч Ван Дамма, изящество и пластика Рики Мартина, а лицо… Такого лица я никогда не видела. И описать не берусь. Могу только сказать, что у Бориса Рудольфовича И манта был не лоб, а – чело, не глаза, а – очи, не рот, а – уста. Из этих уст хотелось пить неотрывно, дабы загасить огонь, сразу вспыхнувший в нижней части тела от его искрящихся очей.

Но самым восхитительным был его голос. Дробь тамбуринов, рокот снежных лавин, далекий майский гром – все было в этом низком тревожащем голосе. У меня вдруг – мороз по коже (после огня то!), когда он просто спросил: «Вам удобно в этом кресле, Светлана?»

И дальше я уже ничего не слышала. Ни про Черчилля, который считал, что тот, кто владеет информацией, владеет миром. Ни про шалунишек хакеров. Ни про число компьютерных преступлений, которое неуклонно растет. Я хотела лианой обвиться вокруг этого гибкого загорелого тела. Я хотела хрустнуть всеми косточками под тяжестью этих мышц.

– Я хочу вас, Светлана…

Я вздрогнула от неожиданности.

Борис задумчиво смотрел на меня своими глубокими очами.

– Я хочу вас, Светлана… пригласить на ужин. Не откажите в этой малости.

– Когда? – слишком поспешно спросила я.

– Сегодня. Ждать до завтрашнего дня я вряд ли смогу.

***

Уже на улице я пришла в себя. Нет, это просто наваждение какое то. Они все, ворюги, промышляющие творениями таксидермистов, такие обаятельные? Или только те, что специализируются на пингвинах? Так задурил голову и все остальное тело. Надо взять себя в руки и вечером в ресторане расколоть таки этот крепкий орешек.

…Что бы такое надеть на себя – поменьше?

***

– Андрей, я – не одета! Предупреждать надо было! – Еще в коридоре я услышала недовольный голос Лукошкиной.