У французского генерала полно тузов и козырей, а у меня? А у меня только десятки, да шестёрки, даже джокеров нет. Да и не умею я в эти игры играть, которые с джокерами. А уж сколько фильмов всяких снято про «джокеров»! Хреновая, короче, карта, не русская, в общем. Семён Кнут, с любопытством расспросив ещё один отряд, вернувшийся с разведки, прибежал ко мне.

— Командир! — обратился он ко мне, — там не только негры идут, а ещё и турки, в красных шароварах и фесках.

Я в это время предавался размышлениям, спокойный ход которых бесцеремонно прервал наглый казак. Сняв с перевязи африканский метательный нож, я без замаха метнул его в посетителя. Кувыркаясь в воздухе, как пропеллер, нож воткнулся в дерево, пролетев мимо головы казака, буквально в паре сантиметров.

Я был очень зол, никто не имеет права обращаться ко мне так по-свойски, не являясь моим приближённым, тем более, в присутствии моих подданных. Семён Кнут, поздно осознавший свою ошибку, резко побледнел, почувствовав движение воздуха от летающей смерти, просвистевшей возле его правого уха.

— Виноват, князь, прости грешного, не подумал. Но падать на колени и молиться не стал. Гордый, да ещё и казак, да ещё и за убийство офицера бежавший сюда.

«Усерусь, но не покорюсь!» Эх, сколько их погибло на полях первой Мировой войны, сколько легло костьми на полях Гражданской. Сколько было потом уничтожено в процессе коллективизации и раскулачивания. Не сосчитать! Множество сбежало за границу, растворившись среди местного населения, на просторах Южной Америки, Австралии, и в иных местах.

Трагична судьба защитников Отечества в эпоху перемен, и первыми платят свою цену те, кто столетиями защищал Родину. Так было в Риме, и в Византии, так было в Древней Руси, так будет и в Российской империи.

Сколько погибло в Великой Отечественной, сколько полегло в Афганистане и Чечне истинных патриотов своей Родины. Слёзы забвения пролиты над их могилами, а кости иных занесены пеплом времени и сокрыты старыми жухлыми листьями, горестно слетающими с деревьев, как слетали слёзы вдов, потерявших своего ненаглядного. Рыданиями матерей, потерявших свою кровиночку, горьким сиротским хлебом, и разбитыми судьбами детей, заплативших за это одиночеством и гибелью в младом возрасте.

Это мелькнуло в моей голове, и я… простил неразумного.

— Чего тебе? — буркнул я.

— Ваше сиятельство, — сбился казак, — пораспрошал я ваших негров кое-как. По одежде опознал, и по мордам. Зуавы это берберские. Жуть, какие злобные, аки кобели бешеные. В битве яростные и жестокие, похлеще негров будут. Подготовиться бы к встрече с ними как…

— Ступай, Семён. Без тебя разберусь!

Да, надо менять правила игры! А не поиграть ли нам в «пьяницу», где всякая шестёрка, однозначно, бьёт туза. Оценив обстановку, я отдал приказ двигаться не к побережью, а в перпендикулярном ему направлении, а именно, на Франшвиль, расположенный, практически, в центре Габуна.

Оставив лагерь, войско двинулось в этом направлении, опустошая селения и набирая в свои ряды как добровольно, так и принудительно, всех воинов, которых смогли найти.

Генерал Пьер Эжен Ларуа был неприятно удивлён, не обнаружив вражеского войска. Разведка доложила, что Мамба резко развернулся на север и отправился в сторону Франшвиля, явно намереваясь его опустошить.

Кипя от ярости, что его надули, и так глупо, Ларуа отдал приказ отправиться за ним вдогонку, отправив гонца с этим сообщением на побережье.

_________________________________________________________

Франшвиль горел, как бы я не хотел его сжигать, но вот не все мои воины были с этим согласны. Разграбив город, который некому было защищать, я отправился вдоль небольшой реки, на которой он был расположен, в сторону Либревиля.