– У нас вышло! – сказал он.

Я посмотрела в окно и подумала: откуда такая уверенность? Можно подумать, мы на каком‑нибудь Марсе. Тонкий слой коричневого песка беспокойно шевелился на выцветшей желтой глине. Ничего живого, камни повыветрились и превратились в пыль.

– Родина Фрэнка Синатры, Дженнифер Лопес, Джорджа Буша, – заметил Педро, обращаясь к самому себе.

– Спасибо, что перевез нас, – поблагодарила я.

Педро повернул зеркало пониже, чем оно было до сих пор, посмотрел на меня и насмешливо улыбнулся, как бы говоря: «Друг мой, этим опасным делом я занимаюсь не ради похвалы. Но она мне, конечно, приятна».

Так я совершила свою первую ошибку. Теперь Педро стал выделять меня среди остальных как человека вежливого, не такого, как прочие. Как человека со старомодными манерами, который может поблагодарить. Этой ошибки и моего странного акцента более чем достаточно, чтобы он хорошо меня запомнил.

В дальнейшем помалкивай. Не высовывайся. Не говори ни слова.

Я украдкой покосилась на него, разумеется, все это – моя мнительность, ему ничего такого и в голову не приходит. Он слишком занят: включает и выключает дворники, курит, руль держит одной рукой, переключает передачи другой, то и дело перескакивает с одной радиопрограммы на другую, стряхивает пепел с сигареты и всякий раз, выезжая из колдобины, прикасается к статуэтке Пресвятой Девы Гваделупской, прикрепленной над приборным щитком.

На вид ему около пятидесяти, крашеные черные волосы, белая рубаха с оборками на вороте; на левой руке татуировка – пистолет М‑19, затянутый паутиной, – по‑видимому, призвана дать понять пассажирам, что он не хотел бы оставлять нас на растерзание диким зверям, но все‑таки оставит, если придется.

На меня посмотрел сидящий рядом парень‑индеец.

– Соединенные Штаты? – спросил он по‑английски, указывая за окно.

«Что это с тобой, разве не говоришь по‑испански?» – хотелось мне спросить его, но я промолчала. Он из какого‑то поселка в джунглях Гватемалы. Наверно, испанским владеет неважно.

– Да, уже пересекли границу.

– Так просто? – Он удивленно округлил глаза. Хоть на него пересечение границы произвело впечатление.

– Да.

Он вытянул шею и посмотрел в протертое мною окно.

– Соединенные Штаты? – снова спросил он.

– Да, – подтвердила я.

– Как?

Судя по тому, что мне говорили до поездки, мы сейчас ехали по земле независимого индейского племени, здесь запрещалось строить заграждения, патрулировать границу, здесь не было даже своей полиции. За соблюдением закона надзирали люди из ФБР, приезжавшие сюда из Остина, столицы штата Техас, или Вашингтона (округ Колумбия). Тут годами возили нелегальных иммигрантов.

– Просто переехали, и все, – сказала я, улыбнувшись.

Парень удовлетворенно кивнул. В машине он был самым младшим, лет пятнадцати‑шестнадцати. Милая, неоформившаяся личинка.

Он, я и еще три человека набились в заднюю часть салона древнего «лендровера». Места в нем располагались одно напротив другого. Вытянуть ноги невозможно. Сиденье рядом с Педро пустовало, но его он занимать не разрешил.

Я ненадолго задремала и очнулась оттого, что по руке стекала капля жидкости. У меня на плече спал старик из Ногалеса. Утерла его слюну рукавом футболки.

Да. Нас пятеро. Парень‑индеец, я, старик, глуховатая пожилая женщина из Веракруса и парень‑панк из Манагуа. Этот сидел прямо напротив меня и притворялся спящим.

Кого как зовут, я не знала. И знать не хотела.

Отвернулась и стала смотреть на проплывающее за окном однообразие.

От жары воздух превратился в гигантскую линзу, искажающую пейзаж.