«А ну, кто первый? Я – скала,

Что остается, где была».

Но Родрик медлил, словно он

Был не на шутку удивлен

И рад, что дерзко говорил

Достойный враг в расцвете сил.

Вождь сделал знак, и в тот же миг

Отряд растаял, как возник.

Где горец был, там горца нет,

Лишь дрогнул вересковый цвет.

В орешнике пропали вдруг

И меч, и щит, и меткий лук,

Как будто бы земля, их мать,

Родив, их пожрала опять.

И ветер, будто напоказ,

Знамена взвил в последний раз.

Через минуту гладил он

Пустынный вересковый склон,

И солнца луч блеснул слегка

На остром лезвии клинка.

Через минуту тот же луч

Скользнул по камню голых круч.

11

Фиц‑Джеймс смотрел по сторонам,

Своим глазам не веря сам.

Как бы в мгновении одном

Все промелькнуло страшным сном.

Ни слова он не произнес,

Но Родрик угадал вопрос:

«Не бойся. Впрочем, нет, не то…

Тебя не устрашит ничто.

Здесь только я имею власть

И на тебя не дам напасть.

Я против жителя долин

Один сражаюсь на один,

Но о пощаде не моли:

Я прогнан со своей земли.

Ступай за мной. Урок хорош.

Ты, храбрый сакс, теперь поймешь:

Здесь не пропустят никого

Без разрешенья моего».

Они пошли. Фиц‑Джеймс был смел,

Как я сказать уже успел,

Но было все ж не по себе

Ему, хоть он привык к борьбе.

Вокруг утесы и кусты

Казались мирны и пусты,

Но стоило вождю мигнуть,

Как копья, оборвав их путь,

Пронзили бы пришельцу грудь.

Тайком глазами он искал

Незримых стражей этих скал,

И что‑то в вереске густом

Копьем казалось и щитом,

А крик зуйка напоминал

Условный боевой сигнал,

И все не мог Фиц‑Джеймс в пути

Свободно дух перевести.

Но вот открылся ровный луг.

Ни леса, ни кустов вокруг,

Откуда прянуть бы могла

Неумолимая стрела.

12

Вождь шел и путь торил врагу.

И вот они на берегу.

Дочь трех озер, издалека

Струится быстрая река

И гонит за волной волну.

Ее теченья в старину

Достигли римские орлы,

Здесь Рим воздвиг свои валы.

Тут вождь, храня суровый вид,

Бросает наземь круглый щит

И так пришельцу говорит:

«Да, грозен наш могучий клан,

И чужд ему любой обман.

Зовут разбойником меня,

Мой меч карающий кляня.

Я – страшный, кровожадный гэл,

Но посмотри – ты жив и цел.

Тебе защитой наша честь.

Теперь мою испробуй месть.

Я здесь один перед тобой,

И будет равным смертный бой.

Вот Койлантогл, священный брод.

Теперь увидим, чья возьмет».

13

Фиц‑Джеймс ответил: «Я готов.

В бою не тратят лишних слов,

Но смерть твоя мне не нужна,

И ссора – не моя вина.

Ты жизнь мою сегодня спас,

И это примиряет нас.

Довольно крови, войн и бед.

Согласен ты?» – «Нет, путник, нет!

На эти горные хребты

Нас гонят саксы – значит, ты.

Я твердо верю, что пророк

Недаром нас предостерег:

«В сраженье одолеет тот,

Кто первым кровь врага прольет». ‑

«Сбылись, сбылись его слова!

Вон перекопана трава:

Коварный Мэрдок там зарыт.

Он мною был вчера убит.

То указание тебе:

Не мне покорствуй, а судьбе.

Поедем в Стерлинг ко двору.

Король не вовсе глух к добру.

Но если ты, потрясший трон,

Не будешь королем прощен,

То – я клянусь мечом моим ‑

Вернешься цел и невредим,

Как прежде, властвовать в горах,

Своим врагам внушая страх».