14

Но Родрик на врага взглянул,

И взгляд, как молния, сверкнул:

«Простого воина убив,

Ты стал не в меру горделив!

Но я не уступлю в борьбе

Ни людям, ни самой судьбе.

Тебе я жажду отомстить.

Готовься к бою! Может быть,

Ты только в замке на коврах

Не знаешь, что такое страх,

Таскаешь локон на груди,

А в битвах вечно позади?

Великий воин, пощади!» ‑

«Благодарю за эту речь.

Бодрее дух – острее меч.

Я локон, нежный знак любви,

Готов омыть в твоей крови.

Прощай, затишье! Здравствуй, бой!

Но ты не думай, что с тобой,

Пока мы шли за шагом шаг,

Я поступить не мог как враг.

Пусть я в горах ни здесь, ни там

Стрелков не прятал по кустам,

Но посмотри на этот рог:

Он ярость тысяч вызвать мог,

Лишь протруби я невзначай.

Ты хочешь крови? Получай!»

Тогда по правилам войны

Они отбросили ножны,

И каждый, посмотрев вокруг

На солнце, воду, лес и луг,

Дал ярости себя увлечь.

И меч ударился о меч.

15

Напрасно Родрик бросил щит,

Что бычьей кожей был покрыт

И часто Родрика спасал,

Как верный, преданный вассал.

Фиц‑Джеймс был опытен и смел,

Мечом искусно он владел,

И стал сам меч ему щитом

В бою суровом и крутом.

Рука у Родрика сильней,

Зато искусства меньше в ней.

При каждой схватке вновь и вновь

Меч сакса пил живую кровь,

И грозно лег кровавый след

Через широкий горский плед.

Слабея, хоть как прежде смел,

Дождем удары сыпал гэл.

Но, атакованный вождем,

Как крыша замка под дождем,

Не уступал искусный враг,

Неуязвимый для атак.

Фиц‑Джеймс мгновенье улучил,

Он увернулся, подскочил,

Меч выбил у врага из рук,

И гордый вождь упал на луг.

16

«Сдавайся! Меч остер, как нож,

Клянусь всевышним, ты умрешь!»

«Проклятье твоему мечу!

Просить пощады не хочу!»

Как на охотника змея,

Как волк на запахи жилья,

Как рысь оленю на рога,

Так Родрик прыгнул на врага

И, хоть наткнулся на клинок,

На землю рыцаря увлек.

Фиц‑Джеймс! Объятье разорви!

То руки смерти – не любви!

Такой отчаянный обхват

Погнул бы и железо лат.

Вождь наверху, Фиц‑Джеймс под ним

Сплелись объятием одним.

Вождь ищет горло, давит грудь,

Фиц‑Джеймсу не дает вздохнуть.

Рукой провел он по челу ‑

Кровь отереть, рассеять мглу,

Еще сильнее горло сжал

И над врагом занес кинжал.

Но ярость боя, гневный пыл

Вождя совсем лишили сил,

Теперь игры смертельной ход

Уже ничто не повернет.

Кинжал сверкнул в последний раз,

Но мутный взор уже погас.

Удар! И в вереск с вышины

Кинжал вонзился, как в ножны.

Тогда пришел в себя второй

Полузадушенный герой,

Не тронутый клинком вождя,

Но еле дух переводя.

17

Фиц‑Джеймс, пошатываясь, встал.

С трудом молитву прошептал.

Потом туда он посмотрел,

Где навзничь распластался гэл,

И локон омочил в крови:

«О Бланш! Меня благослови.

Отважен был обидчик твой ‑

Он мертвый страшен, как живой».

Он поднял рог и дал сигнал,

Свой воротник широкий снял,

Сорвал берет и у воды

Умылся, кончив все труды.

Но вот стучат копыта в лад,

Четыре всадника летят.

Все четверо под цвет травы

В зеленом с ног до головы.