..
Картина была самая патриархальная - жаркая солнечная тишина,
безлюдье, в пыли у забора роются куры, по здешнему обычаю
помеченные пятнами краски для отличия от соседских, тут же,
высунув язычишко, растянулся лохматый дворняжечий щенок, в кухне
слышны ленивые разговоры и побрякиванье посуды.
Они постояли у настежь распахнутых ворот, делая пока что вид,
будто вовсе и не собираются заходить, а так себе, задержались за
беседою, проходя мимо. Как ни присматривался Лямпе, не было
никаких признаков слежки. Наружной, имеется в виду. В доме, в
любом из флигелей, в кухне - везде можно посадить хоть роту
наблюдателей, и ты их ни за что снаружи не заметишь. Но делать
нечего, придется...
Мимолетно прикоснувшись кончиками пальцев сквозь пиджак к
браунингу, Лямпе решительно двинулся через пыльный двор, держась с
уверенностью человека, которой безусловно имеет право тут ходить,
что должно быть ясно всем окружающим. Пантелей шагал правее, лицо
у него, Лямпе мельком подметил, было напряженное и застывшее.
Внутренняя планировка, как и следовало ожидать, оказалась
полностью лишенной архитектурных изысков. Походило то ли на
конюшню, то ли на тюрьму - прямой коридор с дверями по обе
стороны, последний раз подметавшийся не иначе, как во времена
русско-турецкой кампании. На полу лежал толстый слой той самой
серой пыли, из-за которой Шантарск и получил свое неофициальное
прозвище. "Мечта Шерлока Холмса, - пришло вдруг в голову Лямпе. -
Любой след отпечатается. Вот, сразу видно, что из этой двери, под
номером девять, выходил кто-то в солдатских сапогах - уволенный
вчистую? пожарный? обыватель, прикупивший на толкучке подержанную
обувку? - а в четвертый, наоборот, прошествовал кто-то в
штиблетах..."
Номера были грубо намалеваны на дверях бурой масляной
краской. Стояла, в общем, тишина, только слева позвякивало стекло,
а справа журчал густой храп.
Вот он, шестнадцатый, в самом конце коридора, рядом с окном,
- в высоком деревянном переплете не хватало половины стеклянных
квадратиков.
"Рама глухая, - машинально оценил Лямпе, - снаружи через окно
в коридор не проникнешь и изнутри не выберешься... Если есть
засада, они разместились и в шестнадцатом, и напротив - это
азбука. Нет, постой, ну почему обязательно засада? Ничего еще не
известно..."
Он был напряжен до предела - и потому, когда распахнулась
dbep| напротив шестнадцатого номера, моментально бросил руку под
пиджак, зацепил безымянным пальцем скобу. Теперь извлечь пистолет
можно одним рывком, в секунду...
Однако вместо ожидаемой засады, хмурых верзил, из двери
появилась колоритная личность - худой субъект в запыленных штучных
брюках и штиблетах на босу ногу, с растрепанной шевелюрой и грозно
торчащей чеховской бороденкой. Распахнутая на груди несвежая
сорочка предательски обнажала худой торс, и где-то на уровне
последних нижних ребер болталось пенсне, зацепившееся черным
шнурочком за правое ухо.
Облегченно вздохнув, Лямпе вынул руку из-под пиджака. За
спиной у него отплюнулся Пантелей. Простерши вперед руку жестом
полководца из древней римской истории, встрепанный громко
вопросил:
- Кво вадис, инфекция?
Пантелей вопросительно поднял бровь, глядя на Лямпе с явным
недоумением.
- Ничего интересного, - объяснил ему Лямпе. |