|
- В вольном переводе с латинского языка сие означает: "Куцы прешь, зараза?" - Он покачал головой: - Так-так-так-так... Латинская грамматика Ходобая, записки Цезаря о Галльской войне с предисловием Поспишиля... Или - берите выше? - он наклонился вперед, доверительно приобнял за шею встрепанного человечка, распространявшего многодневный запах сивухи. - Мы грызем гранит науки, нас грызет судьба <Строчка из популярной студенческой песни того времени.>? Человечек покачивался, глядя на него дикими глазами. - В лоб бы ему... - проворчал недовольно Пантелей. Лямпе заглянул через плечо запойного в его номер: ну так и есть, постель комом на полу, носки на подоконнике, повсюду опустошенные сосуды из-под казенной, стол завален объедками... - В лоб, конечно, нетрудно... - раздумчиво сказал Лямпе, все еще приобнимая растрепанного за худую шею. - Но он же в таковом состоянии абсолютно непредсказуем, шум сделает... - и, приблизив голову, отворачивая лицо от сивушного запаха, пропел: Gaudeamus igitur! Juvenes dum sumus? Post jucundam juventutem... В мутных глазах на секунду мелькнуло что-то осмысленное, и пьяный, покачивая под носом у Лямпе указательным пальцем, довольно внятно промычал продолжение: Post malestem senectutem, Nos habebit humus_ftn7... <Будем веселы, друзья! Разве юность дремлет? После юности веселой, После старости тяжелой Нас земля приемлет (лат.).> ("Гаудеамус", знаменитая студенческая песня.).> - Ну вот, мы и нашли общий язык... - чуть ли не растроганно сказал Лямпе. - Пантелей, перед нами образованный человек, ввергнутый в невзгоды извечной русской причиною... - Он полез в кошелек, медленно поводил перед глазами у растрепанного серебряным кружочком с чуточку поистершимся профилем государя императора. - ]rn, коллега, полтина, вам за нее дадут много-много спиритус вини, сиречь аква витае, и вы ее невозбранно вылакаете, а чуть позже приедет карета "Скорой помощи" и санитары вам помогут завязать смирительную рубашечку, но вас сия перспектива ничуть не пугает... Ступайте же, коллега, к ясной цели... Удивительно, но растрепанный, ощутив в ладони тяжесть серебряной полтины, словно бы воспрянул, во мгновение ока прочно утвердился на ногах и, шаркая штиблетами, почти ровной походкой направился к выходу. - Вот что, Пантелей, делает с интеллигентным человеком культурное обхождение и серебряная полтина, - задумчиво сказал Лямпе, поворачиваясь к двери шестнадцатого номера. - А ты, дай тебе волю, непременно в лоб... - Мусор человеческий, - буркнул Пантелей. - Согласен, - кивнул Лямпе. - Но зачем ему об этом напоминать? - он склонился к замочной скважине. - Справишься? - С этим-то? - Пантелей вынул из брючного кармана тяжелую связку плоских хитрых железок, присмотрелся, выбрал подходящую и сунул ее в скважину. |
