Сентябрь — это месяц Чили. С севера до юга развеваются флаги, и даже в наиболее отдалённых местах устанавливают рамадас, четыре деревянных столба с крышей из ветвей эвкалипта, куда люди приходят выпить и потрясти костями под американские ритмы и станцевать куэку, народный танец, имитирующий брачные игры петуха и курицы. Мы тоже поставили рамадас у себя. Пирожки с мясом не кончались, лились реки вина, пива и кукурузной водки. Под конец мужчины храпели на полу, и с наступлением вечера полицейские и женщины выкидывали их на дорожку возле овощной лавки, а затем доставляли людей по домам. Ни одного пьяного не задерживали 18 и 19 сентября, если только он не доставал нож.

По телевизору Ньянкупеля я смотрела военные парады в Сантьяго, во время которых президент Мишель Бачелет объезжала войска под радостные возгласы толпы, почитающей её как мать; ни один другой чилийский президент не был столь любим. Четыре года тому назад, перед выборами, никто на неё и не ставил, поскольку считалось, что чилийцы не проголосуют за женщину, социалистку, мать-одиночку и агностика. Но она всё же стала президентом и завоевала уважение «мавров и христиан», как говорит Мануэль, хотя на Чилоэ я почему-то не видела ни одного мавра.

Дни стояли тёплые, а небо было голубым — зима отступала под натиском патриотической эйфории. С началом весны в окрестностях грота были замечены морские львы, я думаю, что скоро они снова осядут на прежнем месте, и я смогу возобновить свою дружбу с Пинкойей, если она меня ещё помнит. Я поднимаюсь по холму до грота почти каждый день, ведь обычно там я встречаю своего Попо. Лучшее доказательство его присутствия —то, что Факин нервничает и иногда переходит на бег, поджимая хвост. Это просто нечёткий силуэт, восхитительный запах его английского табака в  воздухе или ощущение, что он обнимает меня. Тогда я закрываю глаза и поддаюсь теплу и ощущению безопасности, идущему от широкой груди, большого округлого живота и сильных рук. Однажды я спросила Попо, где он был бóльшую часть прошлого года, когда был так нужен, но мне не пришлось дожидаться ответа, потому что в глубине души я уже знала: он всегда был со мной. Пока алкоголь и наркотики преобладали в моей жизни, никто не мог до меня достучаться, как если бы я была спрятанной в раковине устрицей, но стоило оказаться на самом дне, как мой дедушка тут же подхватывал меня на руки. Он никогда не терял меня из виду, и когда моей жизни угрожала смертельная опасность, например, от дозы поддельного героина в общественном туалете, он спасал меня.

Теперь, не слыша никакого шума в своей голове, я всегда чувствую его рядом с собой. Учитывая выбор, стоявший между мимолётным наслаждением от напитка и незабываемым удовольствием гулять по холму с дедушкой, я, нисколько не сомневаясь, предпочитаю последнее. Мой Попо наконец-то нашёл свою звезду. Этот отдалённый остров, невидимый в мировом пожаре, зелёный, всегда зелёный, и является его затерянной планетой; хотя вместо того, чтобы так усердно искать её в небе, он мог бы просто посмотреть в сторону юга.

Люди сняли свитера и вышли, чтобы немного погреться на солнышке, но я по-прежнему ношу свою грязно-зелёную шляпу, потому что мы проиграли футбольный матч школьного чемпионата. Мои несчастные «калеучата» взяли всю ответственность за мою бритую голову на себя. Матч проходил в Кастро, присутствовала добрая половина нашего острова, прибывшаяпоболеть за «Калеуче», включая донью Лусинду, которую, перевозя в лодке Мануэля, мы привязали к стулу и завернули в шали. Дон Лионель Шнейк, румяный и расшумевшийся более обычного, поддерживал нашу команду несдержанными криками.