Под конец того же дня я пришла к нему домой, чтобы отдать долг. «Даже не думай, американочка! Это пари было шуткой», —  заверил меня как всегда очень галантныйМильялобо. Если я и научилась чему-нибудь в «Таверне» Ньянкупеля, так это тому, что пари священны. Я пошла в скромную мужскую парикмахерскую, такую, в которую ходит лишь её владелец, с трёхцветной полосатой трубкой на двери и единственным старым и величественным креслом, в котором я сидела с некоторым сожалением, потому что Даниэлю Гудричуэто совсем не понравилось бы. Парикмахер очень профессионально сбрил все мои волосы и отполировал череп замшей. Я увидела свои огромные уши, похожие на ручкиэтрусской вазы, и цветные пятна на коже головы, как накарте Африки.Парикмахер объяснил, что такие пятна бывают из-за краски для волос, и порекомендовал скрабы из лимонного сока с хлором. Также мне нужна была шапка, потому что с такими пятнами я похожа на заразного.

Дон Лионель чувствует себя виноватым и не знает, как снискать моё расположение,но прощать мне нечего: пари есть пари. Он попросил Бланку накупить мне каких-нибудь кокетливыхшляпок, потому что я выгляжу как «лесбиянка после химиотерапии», как он ясно выразился,но чилотская шерстяная шапка гораздо больше подходит моей личности. В этой стране волосы — символ женственности и красоты, молодые женщины долго их отращиваюти заботятся, как о сокровище. Не говоря уже о том, сколько возгласов сочувствия я услышала впещере, когда расхаживала лысая, как инопланетянин, среди прекрасных женщин с золотистой кожей и пышными ренессансными волосами.

Мануэль приготовил сумку с кое-какой одеждой и рукопись, которую планировал обсудить со своим редактором, и позвал меня в гостиную, чтобы дать некоторые наставления перед своим отъездом в Сантьяго. Я пришла с рюкзаком в одной руке и билетами — в другой и объявила, что ему понравится моя компания, любезно предоставленная доном Лионелем Шнейком. «А кто останется с животными?» — слабым голосом спросил он. Я объяснила, что всё устроила: Хуанито Корралес собирался отвезти Факина к себе домой и будет приходить раз в день кормить котов. Я ничего не сказала ему о запечатанном письме, которое дал мне чудесныйМильялобо, чтобы я незаметно передала его неврологу, который, как оказалось, имеет отношение к семье Шнейк, поскольку женат на кузине Бланки. Паутина семейных связей в этой стране напоминает ослепительную сеть галактик моего Попо. Мануэль не стал выдвигать никаких обвинений и под конец смирился с тем, что придётся взять меня с собой. Мы отправились в Пуэрто-Монтт, откуда вылетели в Сантьяго. Путешествие, которое я совершила за двенадцать часов на автобусе, чтобы добраться до Чилоэ, на самолёте продлилось всего час.

— Что с тобой, Мануэль? — спросила я незадолго до приземления в Сантьяго.

— Ничего.

— Как это ничего? Ты не разговаривал со мной с тех пор, как мы вышли из дома. Тебе плохо?

— Нет.

— Тогда ты злишься.

— Твоё решение сопровождать меня не посоветовавшись было очень навязчиво.

— Послушай, дружище, я не спросила тебя, потому что ты бы точно отказал мне. Лучше просить прощения, чем разрешения. Ты меня прощаешь?

Мои слова успокоили Мануэля, и вскоре его настроение улучшилось.