Свободной рукой я стащила простыню и стёрла липкую влагу с живота и бёдер, затем я повернулась влево и с болезненной медлительностью соскользнула на пол. Рывок наручников на запястье вырвал из меня стон, а скрежет пружин кровати прозвучал как торможение поезда. Стоя на коленях на грубом ковре, с рукой, вывернутой  в невозможном положении, я с ужасом ожидала реакции моего похитителя, но сквозь громкий шум своего собственного сердца, я услышала его храп. Прежде чем осмелиться взять трубку телефона, я подождала пять минут, чтобы убедиться в том, что Феджевик продолжает спать глубоким сном пьяницы. Я опустилась на пол, насколько позволили наручники, и набрала 911, чтобы попросить помощи, заглушив голос подушкой. Внешней линии не было. Телефон соединялся только с администратором заведения; чтобы позвонить в другое место, требовался общественный телефон консьержа или мобильник, а мобильник водителя грузовика был вне моей досягаемости. Я набрала номер администратора и прослушала одиннадцать гудков, прежде чем мне ответил мужской голос с индийским акцентом. «Меня похитили, помогите мне, помогите мне…», — прошептала я, но служащий повесил трубку, не дав мне времени сказать что-то ещё. Тогда я попробовала снова, но результат оказался прежним. Отчаявшись, я зарыдала в грязную подушку.

Прошло больше получаса, прежде чем я вспомнила о пистолете, который Феджевик использовал в качестве секс-игрушки: холодный металл во рту, во влагалище и вкус крови. Я должна была найти его, это была моя единственная надежда. Для того чтобы лечь в кровать с прикованной наручниками рукой, я должна была изогнуться не хуже циркача и не могла не придавить матрас своим весом. Водитель грузовика несколько раз фыркнул, как бык, перевернулся на спину, и его рука весом с кирпич упала на моё бедро, парализуя меня, но вскоре мужчина снова захрапел, а я смогла дышать. Времени было три двадцать пять, оно тянулось очень медленно, и до рассвета оставалось ещё несколько часов. Я поняла, что это были мои последние мгновения, Феджевик никогда не оставит меня в живых, я могла опознать его и описать его машину, и если он всё ещё не убил меня, стало быть, он планировал продолжать надо мной издеваться. Мысль о том, что я обречена, что я буду убита и мои останки никогда не найдут в этих лесах, придала мне неожиданную смелость. Мне было нечего терять.

Я грубо отодвинула руку Феджевика со своего бедра и повернулась к нему лицом. Его запах сразил меня: вонючее дыхание, пот, алкоголь, сперма, прогорклая пицца. Я различила звериное лицо в профиль, огромную грудную клетку, выпуклые мышцы предплечья, волосатые гениталии, толстую, похожую на бревно, ногу и проглотила рвоту, поднимавшуюся у меня в горле. Свободной рукой я начала щупать под подушкой в поисках пистолета. Я обнаружила его почти сразу, он находился в пределах моей досягаемости, но был придавлен головой Феджевика, который, должно быть, верил в свою силу и в мою безропотность жертвы, раз оставил его там. Я глубоко вдохнула, закрыла глаза, взяла пушку двумя пальцами и начала доставать оружие миллиметр за миллиметром, не двигая подушку. Наконец мне удалось вытащить пистолет, который оказался тяжелее, чем ожидалось, и я держала его на груди, содрогаясь от усилий и волнения. Единственным оружием, которое я видела, был пистолет Рика Ларедо, его я никогда не трогала, но знала, как им пользоваться, этому меня научило кино.