— После того, как я её помою, ты увидишь, что она прекрасна.

— Как её зовут? — спросил он меня.

— На чилийском диалекте — Чёртова собака.

— Как?

— Факин.

— Надеюсь, что твой Факин найдёт общий язык с моими котами. Тебе придётся привязывать собаку на ночь, чтобы она не убила овец, — предупредил он меня.

Факин растянулся на дне лодке, уткнувшись носом в передние лапы, и надолго застыл в такой позе, не отрывая от меня глаз. Пёс был отнюдь не ласковым, однако на языке флоры и фауны мы понимали друг друга: такой вот телепатический эсперанто.

С горизонта неожиданно пришла лавина чёрных туч, и задул пронизывающий ветер, хотя море оставалось спокойным. Мануэль одолжил мне шерстяное пончо и больше со мной не разговаривал, сосредоточившись на руле и приборах корабля: компасе, глобальной системе позиционирования (GPS), морском радио и кто знает, на чём ещё, пока я искоса его изучала. Моя Нини рассказывала, что он был социологом или кем-то в подобном роде, хотя в своей лодочке скорее напоминал моряка: среднего роста, стройный, сильный, крепкий и мускулистый,закалённый солёным ветром, с колючим характером, жёсткими и короткими волосами и серыми, под цвет волос, глазами. Я не умею угадывать возраст пожилых людей. Издалека этот человек выглядел хорошо, поскольку всё ещё быстро ходил и не обладал присущимстарикам занудством. Хотя вблизи сразу становилось понятно, что он старше моей Нини—скажем, ему было около семидесяти. Я вклинилась в его жизнь, точно бомба. И мне придётся быть крайне осторожной, чтобы ему и в голову не пришло пожалеть о своём гостеприимстве.

После почти часового плавания вблизи нескольких необитаемых (хотя на самом деле там всё же кто-то живёт) островов, Мануэль Ариас указал мне на высокий мыс, на расстоянии похожий на тёмный мазок кисти, а вблизи оказавшийся просто холмом, окаймлённым пляжем с небольшими скалами и черноватым песком вперемешку. На нём сохли четыре деревянных лодки, перевёрнутые кверху брюхом. Мануэльприсоединил«Кауилью» к плавающей пристани и бросил несколько толстых верёвок неким ребятишкам, которые крутились тут же. Они ловко привязали лодку к торчащим из земли колышкам. «Добро пожаловать в нашу метрополию», — сказал Мануэль, указывая на деревню сплошь из деревянных, на сваях, домов, расположившуюся перед пляжем. Меня бросило в дрожь, потому что всё это теперь было моим миром.

На пляж высыпала группа людей, чтобы осмотреть меня. Мануэль объявил им, что приехала некая американка, которая поможет ему в исследовательской работе; если люди и ожидали кого-то уважаемого, то обманулись, поскольку подаренная Нини на Рождество рубашка с портретом Обамы не закрывала и пупка.

Спустить с моторной лодки, не наклоняя, холодильник — такой была задача нескольких приободряющих себя смехом добровольцев, поторапливающихся, поскольку уже начинало темнеть. В город ониподнимались целой процессией, идущей перед холодильником, следом —Мануэль и я. Далее шла ещё дюжина кричащих детей, подгоняемых сзади стаей разношёрстных собак, яростно лающих на Факина, и всё же держащихся поодаль, поскольку его поведение, говорящее о презрении в высшей степени, недвусмысленно указывало на то, что первый приблизившийся сам же пострадает от последствий своего поступка. Кажется, Факина было невозможно напугать, и он никому не позволил бы понюхать свой зад. Мы прошли перед кладбищем, где паслись козы с опухшим выменем прямо среди пластиковых цветов и отмечающих могилы кукольных домиков — несколько из них стояли даже с мебелью, чтобы ими могли воспользоваться мёртвые.

В деревне постройки на сваях чередовались с деревянными мостами, а на главной улице (чтобы хоть как-то назвать это место), я видела ослов, велосипеды, джип, на котором красовалась эмблема с перекрещенными винтовками полицейских, чилийскую полицию, три-четыре старых автомобиля, которые в Калифорнии уже давно стали бы коллекционными, будь они помяты чуть меньше.