Изменить размер шрифта - +
Перед глазами Арабеллы взорвались мириады искр. Снова и снова обжигал ее кнут. Кожа лопнула, и из ранок выступили алые

капельки крови. Боль рвала ее на части, сводила с ума. Арабелла безуспешно дергала путы, пытаясь освободиться. Лем невольно охнул,

когда кончик кнута задел грудь, высекая кровь. Он старался сдерживать свою недюжинную силу, но у девушки была не столь грубая кожа,

как у мужчин. Однако она не издала ни звука.
– Ты щадишь суку! – прохрипела Елена. – Исполосуй ее хорошенько!
Наконец Арабелла обмякла, уже не думая о сопротивлении. Сил оставалось лишь на то, чтобы удержаться от криков. Боль… Боже, неужели на

свете существует подобная пытка! Тихий плач сорвался с губ, когда кнут снова опустился. Откуда то донесся хриплый прерывающийся голос

Камала:
– Довольно! Довольно, Лем, Остановись! Больше ему не вынести. Еще два удара, и он бросится на турка.
– Но, повелитель…
– Молчать, Хасан, – велел он и в два прыжка очутился рядом с девушкой, морщась при виде кровавых рубцов на нежной коже. Багряные

капли медленно стекали на шальвары. Камал обошел колонну, чтобы увидеть лицо Арабеллы. Почувствовав его присутствие, она с трудом

разлепила веки и взглянула на него. Он одними губами выговорил ее имя. Арабелла открыла пересохший рот и плюнула Камалу в глаза.
– Шакал, – прошептала она и скорчилась от невыносимой боли. Негромко вскрикнув, она рухнула на колонну, и благословенная тьма окутала

ее.
– Радж, – позвал Камал. – Развяжи девушку и позаботься о ней.
– Как угодно повелителю, – поклонился Радж. Никогда прежде он не видел Камала таким разгневанным и несчастным.
Камал в последний раз посмотрел на бледную девушку, прежде чем позвать своих людей и покинуть гарем. Заметив, однако, что Елена, сжав

кулаки, направляется к Арабелле, он снова окликнул евнуха:
– Радж! Не позволяй никому приближаться к ней! Ты за нее в ответе.
Елена остановилась как вкопанная. Она была далеко не глупа. Камал все таки хочет англичанку! Сердце невольницы мучительно сжалось.

Почему она, Елена, не в силах разрушить чары, которыми опутала его эта заносчивая тварь?
Закусив губу, Елена побрела прочь.
Камал медленно, словно дряхлый старик, вернулся в свои покои. Как могла нелепая гордость затмить его рассудок? Да, девушка хитрила,

но у нее недостало коварства, чтобы осыпать его ласками и нежными словами, заставить поверить, будто она не может без него жить, и

осторожно, исподволь добиваться своей цели. И вот теперь она избита, полумертва, висит на волоске между жизнью и смертью, и все из за

него. Камал не винил Елену: она ребенок, избалованный и капризный, злорадный и непостоянный. Но он… он мужчина… как мог он

уподобиться ей?
– Повелитель!
– Оставь меня, Хасан, – устало бросил он.
– Лем передал, что шрамов у нее не останется. Он старался щадить ее.
– Знаю. Но она женщина, а не закаленный в битвах воин.
– Женщина, которая покушалась на вас, повелитель.
– Я потерял ее, – неожиданно вырвалось у Камала. Он мгновенно смолк, потрясенный собственными словами, и непонимающе уставился на

Хасана.
Старик медленно покачал головой:
– Вы так и не нашли ее, повелитель. Она не такая, как мы. И ни на минуту не принадлежала вам.
– Она была девственна, когда я взял ее.
– Но ваша мать… письмо… – охнул Хасан. Камал криво улыбнулся:
– Да. Моя мать… Но ни один мужчина не коснулся Арабеллы, а я оказался слишком глуп, чтобы понять это, а потом стало слишком поздно.
Быстрый переход