– Как прекрасна эта земля! – прошептала она. – Дикая и непокоренная! Весь день я чувствовала себя такой одинокой и испуганной.
– А сейчас?
Арабелла глубоко вздохнула.
– Сейчас, – улыбнулась она, – мне тепло, уютно, спокойно.
Камал скептически оглядел маленький лагерь.
– Тебе легко угодить, любимая.
Она понимала, что должна немедленно узнать о его намерениях, но не хотела обрывать тонкую нить дружеского тепла, протянувшуюся между
ними. Завтра у нее будет для этого достаточно времени.
– Я знаю тебя всего неделю, – начала она.
– А мне кажется, прошло не меньше года, – шутливо охнул Камал, опускаясь на землю рядом с ней. – Понимаешь, жизнь здесь совсем
другая. Мне трудно к ней привыкнуть, хотя я до шестнадцати лет жил в этой стране.
– Лелла сказала, что ты учился в Европе. Как отец отпустил тебя?
– Ты забываешь, что моя мать итальянка. Она хотела, чтобы сын получил образование в Италии, и Хамил помог мне убедить отца. Я провел
десять лет в Риме и Флоренции. В этом, дорогая, нам повезло.
– Что ты имеешь в виду?
Камал, не отвечая, встал и принес из шатра толстое шерстяное одеяло. Расстелив его перед огнем, он уселся и скрестил ноги.
– Может, перенесешь одеяло и сядешь рядом? Становится холодно, и мы сможем согревать друг друга теплом наших тел.
Арабелла молча повиновалась. Высохшие волосы струились по спине медовым каскадом. Почувствовав его взгляд, она быстро повернулась к
нему лицом.
– Ты не ответил мне, Камал.
Камал поднял руку и стал наматывать на пальцы густые душистые пряди.
– Когда моя мать впервые рассказала о предательстве твоего отца… нет, не перебивай меня, – я спросил ее, есть ли у графа дети. И
поскольку вы с братом не отвечаете за преступления родителей, велел ей ни в коем случае не причинять вам зла. Узнав, кто ты, я решил
обращаться с тобой, как с английской леди, и держаться на почтительном расстоянии. Но ты была чертовски высокомерна и сыпала
оскорблениями, а мать написала, что ты ничем не лучше уличной шлюхи. Наверное, я считал, что любая юная леди, перенесшая подобные
испытания, упала бы в обморок или билась в истерике и умоляла о милосердии. Но слышать, как тебя называют дикарем, варваром,
животным… нет, как я уже сказал, дорогая, ты пробуждаешь во мне худшие инстинкты.
Арабелла удивленно пожала плечами:
– Я никогда не падаю в обморок и в жизни не билась в истерике.
Он наматывал ее волосы на руку до тех пор, пока лицо Арабеллы не оказалось совсем близко, и нежно припал к полураскрытым губам.
– Я всегда восхищался отвагой и мужеством, но не подозревал, что женщина способна обладать такими качествами. И… не ожидал встретить
подобную страсть.
Арабелла смущенно потупилась, но не отстранилась.
– Я тоже, – призналась она так искренне, что Камал тихо засмеялся. – Ты знал многих европейских женщин?
– Да, конечно. В Италии я прожил десять лет. Там я стал мужчиной, и не одна дама горела желанием оказаться моей наставницей в
искусстве любви. Пойми, Арабелла, когда я вернулся в Оран, чтобы заменить погибшего брата, пришлось следовать обычаям и традициям
моего народа – именно этого ожидали от меня подданные и алжирский дей.
– Лелла так и сказала. И еще твердила, что ты несчастлив здесь.
– Но каждый должен исполнять свой долг. Между нами многое произошло, Арабелла, но я не хотел унижать тебя, когда приказал высечь.
Другого выхода не было, но Елена не виновата, она просто капризный испорченный ребенок, не более того. |