|
– Я не хотел становиться беем оранским, и ты это знаешь, Хасан. Во всяком случае не ценой жизни Хамила. – Хамил гордился вами, повелитель, и много раз перечитывал каждое полученное от вас письмо. – Подождав немного, Хасан тихо добавил: – Вряд ли таким человеком, как он, могла управлять женщина. Камал встретил умный взгляд старых глаз Хасана. Весьма откровенное заявление для визиря, который, как все мусульмане, предпочитал говорить обиняками. – Мной тоже, Хасан, хотя женщины в Европе совсем другие, нежели здесь. – Женщина, искушенная в коварстве, – самое опасное создание на земле. Доверять женщинам глупо. – Даже своей матери? – Это дело другое, хотя… Я рад, что вы впитали в себя знания и культуру двух стран, повелитель, приобретя мудрость, которая остается тайной за семью печатями для мусульманина. Я боялся, что наш народ не примет вас. Однако вижу, что вы способны вершить правосудие и выносить решения со справедливостью, недоступной людям даже преклонного возраста. – Иногда я чувствую себя очень старым, Хасан, и не особенно мудрым, просто слишком усталым. – Вы еще молоды, повелитель, и я молюсь, чтобы ваша жизнь не оборвалась так рано, как жизнь Хамила. Прекрасный моряк, он был как дома на суше и на море. До сих пор не могу поверить, будто он упал за борт во время шторма. – Коран учит нас принимать всякое несчастье, как волю Аллаха, Хасан. Ты измучился, старина. И я утомил тебя бессмысленными разговорами. Хасан отмахнулся костлявой рукой и поглядел на тяжелую драпировку, свисавшую с противоположной стены. – Помните, что месть – женское орудие, повелитель. Месть женщины не ведает благородства. Камал неожиданно усмехнулся: – Мне стоило напомнить матери, что, не будь ненавистного графа и его графини, я бы не появился на свет. – Подобными умозаключениями женщину не убедить, – покачал головой Хасан, медленно поднялся и низко поклонился: – Желаете остаться один, повелитель? – Да, – вздохнул Камал. – Мне надо о многом подумать. – Да хранит вас Аллах, – пожелал Хасан и тихо вышел из комнаты. Глава 5 Неаполь Клочья тумана поднимались с залива, плыли над причалом и окутывали беловатым покрывалом узкие улицы Неаполя. Трое мужчин, закутанных с головы до ног в длинные черные плащи, прятались во мраке у стены здания в кривом переулке, словно выжидая чего то. Самый старший из них прислонился к углу дома, напряженно вглядываясь в мутную пелену. – Тише, парни, – прошипел он. – Идет… но не один. С ним кто то еще. – Ничего, позабавимся немного, – утешил другой, метким плевком вспугнув ободранную кошку, рывшуюся в отбросах. Граф де ла Валль, небрежно поигрывая украшенной лентами тростью, вполуха слушал своего приятеля Селестино Дженовезе. – Иисусе, – стонал тот, – да здесь темнее, чем в аду! Ты искушаешь судьбу, Эрве! Я не решился бы прогуляться здесь средь бела дня, на виду у той сволочи, что кишит в этих улочках! – Перестань ныть! – велел Эрве. – Привыкай к мраку – будешь иметь представление, что с тобой станется, когда ты покинешь эту землю. – Тебя ничем не проймешь, Эрве! Хладнокровный ублюдок! Но мне все таки это не по нраву! – Лучше думай о прелестном лакомом кусочке, который делил сегодня с нами. Селестино, тучный молодой итальянский аристократ, с довольно большим животиком и курчавыми каштановыми бакенбардами, вздрогнул от омерзения, понимая, что в такой темноте Эрве не заметит выражения его лица, и неохотно пробормотал: – После того как все четверо по очереди оседлали шлюшку, она быстро потеряла желание угодить нам! – Возможно, в следующий раз ты будешь первым, – скучающе бросил Эрве. |
