Не зная, что делать
дальше, я слез с седла. Сомнения и страхи лишили меня последнего мужества.
Я оставил коня пастись на траве у ворот, а сам побрел по тропинке к
церкви, беспрестанно поглядывая на вершину холма впереди в надежде
кого-нибудь встретить.
"Что, если умерли все? - думал я. - Что, если она умерла тоже?"
Я спрятал лицо в ладони и воззвал к небесам, хранившим меня все эти
годы, умоляя избавить меня от последнего горького разочарования. Я был
подавлен скорбью и чувствовал, что больше не в силах вынести. Если Лили
тоже для меня потеряна, мне остается только одно - умереть, потому что
жить уже незачем.
Так я молился некоторое время, дрожа, словно лист на ветру. Потом я
открыл лицо и повернул к дому, чтобы расспросить его обитателей и узнать
правду, какой бы она ни была. В это время закат догорел, и в наступившей
темноте повсюду защелкали соловьи. Я остановился. Соловьиные трели
пробудили во мне какое-то смутное воспоминание, но о чем - я не мог
понять. И вдруг я вспомнил.
Я вновь увидел Теночтитлан, великолепные покои во дворце Монтесумы и
себя самого, спящего на золотом ложе. Я знал, что я бог Тескатлипока и
наутро меня принесут в жертву. Я спал, измученный я удрученный, и видел
сон. Я видел во сне, будто стою на том самом месте, где стоял сейчас, и
запах наших цветов щекочет мне ноздри, как в эту ночь, и сладкие
соловьиные песни звучат точно так же, как звучали они в моих ушах. Мне
снилось, что, пока я стоял и слушал соловьев, над зелеными кронами дубов и
ясеней взошла луна, - вот, вот она уже сияет в небесах. Мне снилось, что
чей-то голос запел за холмом, но тут я пробудился от давно забытых видений
прошлого.
Не во сне, а наяву услышал я на холме нежный женский голос. Нет, я не
сошел с ума. Я слышал его ясно, и с каждой минутой он приближался, словно
певица спускалась вниз по крутому склону. Скоро она была уже так близко,
что я разобрал слова той самой грустной песенки, которую помню до сих пор.
При лунном свете я увидел фигуру высокой, статной женщины в белом
платье. Она подняла голову, провожая главами тень летучей мыши и свет луны
упал на ее лицо. Это было лицо моей утраченной любимой, лицо Лили Бозард.
Прекрасное, как прежде, оно постарело совсем немного, но глубокая грусть
наложила на него свой отпечаток. При виде этого лица я был так потрясен,
что едва удержался на ногах, вцепившись в низенький палисадник, а из груди
моей вырвался глубокий стон.
Услышав мой стон, женщина оборвала песню и, разглядев мужскую фигуру,
повернулась, собираясь бежать. Однако я не шевельнулся, и любопытство
превозмогло ее страх. Она подошла поближе я негромким, нежным голосом,
который я так хорошо знал, спросила:
- Кто это бродит здесь так поздно? Это ты, Джон?
При этих словах прежние опасения вновь проснулись во мне. Ну,
конечно, она замужем, и мужа зовут Джон! Я нашел ее только для того, чтобы
потерять безвозвратно. |