Куда это он так поспешно «отбыл»? Интересно. Интересный особнячок, небось, сколько секретов скрывается (уже скрылось за столетие) в его недрах.

Тень старика

Ветер начал тихонько подвывать, взметая снежные вихри, отливающие тревожной желтизной в фонарных кругах, а под мостом было темно и пусто, как на душе у закоренелого грешника, и свистал острый сквознячок… тот сквознячок в разноцветной гостиной сквозь еловые ветви и серебряный дождь… Ему казалось, будто он приехал к назначенному часу (к шести вечера?) на встречу с «дракончиком». И будто бы видел, как на горке за заснеженной рекой светится столетнее полуовальное окно, за которым «соучастники», и оно вдруг погасло.

Кровь Алеши на сиденьях — значит, тот сел в машину. Они разговаривали в машине, и кто-то нанес первый удар — уже не важно кто. Любовник, которого недаром боялся Алеша, пришел в такое остервенение, что сбросил живого еще человека в ледяную воду. Стало быть, Алеша сопротивлялся до последнего — и на лице, теле, на одежде убийцы должны были остаться следы.

— Даша, ты видела Борю на другой день после исчезновения Алеши?.. Так. А Сержа? (Она показала на пальцах.) Через три дня. А Дмитрия Петровича на похоронах?

Ну, этот кое-как успел бы оправиться от нечаянной «подагры»… а Серж загримироваться! Господи, он же актер-профессионал, конечно, умеет искусно пользоваться гримом! Неясная идея (предчувствие идеи фантастической, невозможной!) шевельнулась в душе, не сумев сформироваться.

Валентин вылез из автомобиля, подошел к парапету. Река уже скована льдом, и снежные змеи скользят, извиваются по зеркальной глади. Снегопад, начинается метель, проносятся со свистом редкие машины по набережной. Место надежное, укромное. Убийство по страсти. Стройная версия. На кладбище, на погребении, Марина вдруг догадывается — кто. И идет на сделку. Гнусно, но возможно — бредит, так сказать, деньгами. На поминках получает немалую, надо думать, сумму за молчание и прячет так, что убийца (или некто другой, узнавший о сделке) не может до сих пор найти доллары. Чтобы иметь возможность тратить их открыто, она сдает комнату первому встречному… ну и нуждаясь в помощи, несомненно. Я же помню ее страх, ее взгляд там, на бульваре.

Манон Леско, прелестная, порочная и корыстная… но не до такой же степени — получить вознаграждение за смертный грех предательства! А, в этом мире все возможно… возможно даже искупление собственной смертью, преждевременной и насильственной.

Так размышлял он отвлеченно, кидаясь мыслью в разные стороны под продутым ветрами мостом, но не мог вообразить, воссоздать картину преступления, проникнуть в суть происшедшего. Что-то сбивало его, какое-то несообразие, несоответствие в побуждениях и поступках убийцы и жертвы.

Валентин обернулся: бледное лицо Даши в открытом окошке.

— Замерзла? Поехали.

Покуда машина медленно двигалась через центр, разыгралась уже настоящая метель, крупные хлопья — густейший, легчайший пух матушки-Зимы — бросал, кружил, взметал небесный вихрь на площадях и в переулках. На Смоляной пусто, далекий фонарь за воротами, «дворники» работали усердно, но не поспевали — белое крошево залепляло стекло, а при въезде во двор Валентин вдруг услышал произнесенное вслух, жарким шепотом слово:

— Старик!

В первое мгновение он не понял, а потом так обрадовался, что не смог сразу заговорить, горло сжалось от полузабытого детского, почти слезного, ощущения — восторженного страха, если можно так выразиться.

— Даша! — наконец выговорил он, а она опять прошептала:

— Старик!

Тут его как в голову ударило.

— Что?!

— Сейчас по улице шел старик в длинном пальто, полы развевались под ветром.