Отец с матерью и он, Вася, проводили Сережу до военкомата. Сережа сказал:
– Дальше не надо, я и сам управлюсь…
Он был весел, часто и охотно улыбался, и отец тоже улыбался, только мать была грустной, подавленной, молча поглядывала на Сережу прищуренными от яркого солнца глазами.
Сережа пытался рассмешить мать, вдруг начал вспоминать о том, как однажды летом в деревне пошел вместе с матерью в лес по грибы и там набрал полное лукошко бледных поганок, и мать велела выбросить поганки, а ему было жаль расставаться с ними, и он спрятал грибы в сарае, решив наутро разжечь в лесу костер и пожарить их на сковородке, но утром мать пошла в сарай зачем то и наткнулась на его грибы. За ночь они окончательно раскисли, превратились в кашу.
– Я как увидел, что с ними сталось, так чуть было не разревелся, – сказал Сережа. – Помнишь, мама?
Слабая, вымученная улыбка мелькнула на губах матери.
– Помню, как же не помнить…
Потом Сережа сказал Васе:
– Теперь ты у нас в семье за старшего…
– А я что же? – возмутился отец. – Или я не мужик?
– Ты, папа, аксакал, – ответил Сережа, и отец улыбнулся: это было новое слово, и вычитал Сережа однажды его в какой то книге, и сыновья стали с той поры в шутку называть отца «товарищ аксакал»…
Потом они вернулись домой, отец, мать и Вася, отец вышел на кухню, стал курить, одну папиросу за другой, и мать, обычно укорявшая его – зачем куришь? Всем нам воздух отравляешь! – на этот раз ничего ему не сказала.
Они долго не ложились спать в тот вечер, все вспоминали о Сереже, о том, какой он был маленький, как учился, с кем дружил, вспоминали разные смешные или, наоборот, невеселые истории, которые случались с Сережей, а утром отец и мать пошли в военкомат узнать, где Сережа, уехал или все еще здесь, в Москве, и там им сказали, что вчера же вечером Сережа уехал…
Спустя примерно десять дней они получили письмо от Сережи, всего лишь несколько торопливо написанных слов:
«Я живой, не беспокойтесь обо мне, уже был боевой вылет, надеюсь и в дальнейшем не подкачать…»
Письмо было веселым, и они, все трое, перечитывали его, каждому хотелось еще раз вслух произнести то, что написал Сережа. Прояснев лицом, мать сказала:
– Я верю, все будет хорошо…
И отец согласился с нею:
– Конечно, все будет хорошо. Мы, Козыревы, – народ крепкий, нас так скоро не сломаешь, не согнешь…
И еще одно письмо пришло от Сережи месяца через полтора, что ли, Сережа писал, что все в порядке, что их полк перебазировали…
Они вновь и вновь перечитывали немногие строчки, потом мать спрятала второе письмо туда же, где хранилось первое, – в шкатулку, стоящую на комоде.
– Здесь буду складывать все Сережины письма, – сказала.
Незадолго до Нового года они получили письмо от заместителя командира Сережиного полка подполковника Лазутина. Подполковник писал, что Сергей Козырев – храбрый летчик, что у него на счету три сбитых фашистских самолета и командование благодарит родителей Сергея за то, что они сумели воспитать такого прекрасного, храброго и отважного сына…
Это письмо мать положила в ту же шкатулку, где хранились два Сережиных письма.
Но больше писем от Сережи они так и не дождались.
А ранней осенью получили извещение, что Сережа пропал без вести.
Мать долго болела тогда, отец и Вася по очереди ухаживали за нею и сумели выходить ее, она стала поправляться, даже начала понемногу выходить из дома на улицу.
Отец говорил Васе:
– Нас двое мужиков, мы должны мать оберегать от всех забот…
И они попеременно ходили в магазин, отоваривали карточки, мыли полы, стирали белье, а когда они уходили, мать переделывала за них всю работу – перемывала полы, перестирывала белье и, случалось, готовила какой никакой обед…
Все годы, вплоть до последнего часа, мать не уставала ждать Сережу. |