И тут раздается звонок. Кто то предвосхитил мое желание.

Разумеется, Жанна. Не проходит дня, чтобы мы не говорили друг с другом.

– Как дела? – спрашивает Жанна. – Выполняешь урок?

– Выполняю. И еще смотрю на льва.

– Какого такого льва?

– Того, что ты мне подарила. С зелеными глазами и розовой гривой. Помнишь?

– Ничего я не помню, – говорит Жанна. – Слушай, приходи, мы с Наташей хотим тебя видеть.

– Давно не виделись, – иронически говорю я.

Дня два тому назад мы все вместе ходили в театр.

Жанна не принимает моей иронии.

– Одним словом, приходи вечером. Ирмик грозится угостить каким то совершенно новым, невиданно вкусным блюдом…

– Если Ирмик приготовит, то это наверняка можно есть, а вот если бы ты приготовила…

– Ладно, приходи, – категорично обрывает меня Жанна и вешает трубку.

– Придется пойти. – Я обращаюсь к моему льву. – Как считаешь, идти или не стоит?

Умей лев говорить, он бы ответил:

– Чего ты ломаешься? Ведь самой до смерти охота пойти, увидеть Наташу, Жанну, Ирмика…

Если бы лев ответил так, это была бы чистая правда. Но он молчит. Мне кажется, сейчас он далек мыслями от меня, ему видятся густые заросли джунглей, где вечерами с земли поднимается слоистый туман и слышится дружный, сильный топот. Это звери бегут на водопой, в такой час никто не посмеет наброситься, растерзать кого то более слабого, беззащитного. Это – священный закон джунглей.

– Нет, – говорю я громко. – Нельзя в моем возрасте перечитывать Киплинга…

Я работаю. Меня радостно греет мысль: еще несколько часов – и мы встретимся. Мне было бы трудно прожить даже день, не видя Жанны и Наташи или хотя бы не поговорив с ними по телефону.

У человека должен быть дом, в котором его любят и помнят с раннего детства.

Хорошо, если живы родители. Но такое счастье дано не всем. Тогда пусть это будет дом друзей, которым всегда во всем веришь, потому что знаешь: там нет ни лжи, ни корыстного расчета, ни фальшивой прикидки.

С ними можно быть таким, какой ты есть на самом деле: прежде всего искренним. Не нужно притворяться, говорить не то, что думаешь, надевать какую бы то ни было маску, улыбаться тогда, когда вовсе не хочется улыбаться…

Я люблю Жанну, приемлю ее со всеми недостатками и люблю. И еще – знаю, она мне верит и тоже любит меня.

Порой мы спорим, даже ругаемся, не уступая одна другой, но никогда не разойдемся, не рассоримся окончательно. Такое нам просто не под силу, как не под силу обидеться друг на друга. Мы обе сумеем превозмочь и победить любую, даже самую горькую обиду.

Под вечер я кончаю работать, складываю рукопись в папку и киваю льву:

– Пока. Я ушла, а ты стереги дом…

Он молчит. Только глаза его мистически мерцают, наливаясь изумрудным блеском. Или мне это только кажется?

Я еду к Жанне на другой конец города, в Теплый Стан. Говорят, когда то, в незапамятные времена, здесь размещались ямщики.

Ездили в то время на перекладных, на этом перегоне меняли лошадей, должно быть, подолгу ждали свежих коней и «гоняли чаи» в теплой, чистой избе. В старину хорошо умели заваривать чай и пили его до седьмого пота, по многу стаканов.

Уже на моей памяти здесь была деревня – деревянные дома, колодцы с длинной, ржаво скрипевшей цепью, мостки гармоникой. Кругом леса, леса, которые тянулись вплоть до самого Внукова и, наверное, еще дальше…

Ныне Теплый Стан – новый район столицы. Высокие, многоэтажные, похожие один на другой дома башни. И как только жильцы не перепутают подъезды, подобные горошинам из одного стручка.