– Как он тебе?

А я прямо так, в открытую:

– Мне не очень.

Она обижается и ему зачем то передаст, мама у меня такая же: что на уме, то и на языке, не умеет ничего скрывать, вот и получается конфликт.

– Я тоже не дипломат, – говорила Марина, – но ты, Степаша, по моему, чемпион по прямоте.

Степаша соглашалась с нею:

– И я тоже так считаю.

Марина ловила себя на том, что все больше привыкает к Степаше, непритворно скучая, когда ее нет. Однажды Алексей тоже признался, без Степаши в их доме как то пустовато.

Вот тогда Марина решила: надо непременно ребенка. Во что бы то ни стало. Разумеется, ребенок осложнит их жизнь, может быть, даже придется на какое то время уйти с работы и жить на одну лишь зарплату Алексея, но как бы там ни было, а ребенок нужен.

Пока что ребенком в доме стала Степаша.

Было так отрадно побаловать девочку какой то обновкой, сводить ее в театр, достать для нее билеты в цирк.

Степаша умела радоваться каждому пустяку, новой кофточке, шарфику, тапочкам, даже пирожному, даже самому обыкновенному шоколадному батончику с кремовой начинкой.

– Это мне? – спрашивала и бежала к зеркалу примерить кофточку, приложить к лицу шарфик, обуть тапочки.

Бурно обнимала Марину:

– Марина Тимофеевна, родная вы моя, большое пребольшое спасибо!

– Что, никак угодила? – довольно спрашивала Марина.

– Еще как! Лучше не придумаешь…

Обычно, быстро управившись со всеми домашними делами, Степаша начинала рассказывать о своих подругах из «Зари». О том, какой у кого характер, кто что любит, кто с кем дружит, из за чего ссорится. Она была остроглаза, умела подметить наиболее характерное и смешное.

Марина и Алексей со смеха покатывались, когда она изображала какую нибудь свою подругу, особенно доставалось ее соседке по общежитию, толстухе Инне, приехавшей из Чернигова.

– Вот такой ширины, вот такой вышины, – Степаша обводила вокруг себя руками, – килограммов на сто с лишком, честное слово, не меньше.

Инна была влюбчива, сентиментальна и необыкновенно разговорчива.

Влюбившись в очередной раз (она, как нарочно, выбирала все больше красивых и видных мужиков, которые на нее никак не обращали внимания), Инна начинала всем и каждому рассказывать, что сказал он, а что она, как он поглядел, улыбнулся, причем повторяла все это по нескольку раз, наворачивая все новые подробности.

– А я ее нарочно расспрашиваю, а она говорит, говорит, никак перестать не может, словно испорченный кран, – рассказывала Степаша.

– О чем же ты ее расспрашиваешь? – спросила Марина.

– Обо всем. Например, как он на нее поглядел или когда она поняла, что он в нее втрескался…

– А ты веришь тому, что она говорит? – спросила Марина.

– Конечно не верю. Да и кто поверит?

– В таком случае, это жестоко с твоей стороны. Не веришь ни одному слову, в душе смеешься над нею и продолжаешь расспрашивать. Просто странно слышать такое вот от тебя, ты же всегда говоришь правду, одну только правду.

– А разве я лгу? – спрашивала Степаша. – Я же не говорю ничего, ни единого слова, просто слушаю или спрашиваю.

– А если бы она спросила тебя, веришь ли ты ей, что бы ты сказала?

Степаша засмеялась:

– Она не спросит. Ей мое мнение до лампочки, лишь бы самой выговориться, пока сама не поверит.

– Ну, хорошо, а все таки, если бы спросила?

– Я бы сказала, разумеется, то, что есть.