Ей мое мнение до лампочки, лишь бы самой выговориться, пока сама не поверит.
– Ну, хорошо, а все таки, если бы спросила?
– Я бы сказала, разумеется, то, что есть. Я бы сказала: не верю тебе, ни одному твоему слову, да и ты сама себе не веришь…
Однажды, когда все трое были на концерте в Колонном зале, им встретилась Ирена Шаховцева. Сузив прекрасные продолговатые глаза, о которых говорили «совершенно египетские», Ирена оглядела всех троих, чуть скривила рот:
– Чисто семейная вылазка?
– А что? – спросила Марина. – Что тебя удивляет?
– Меня? – Ирена пожала покатыми, словно на старинных гравюрах, плечами. – Меня уже давно и ничего ровным счетом не удивляет…
На следующий день в институте Ирена сказала:
– Как можете вы оба с Алексеем, интеллигентные люди, даже не во втором, а в третьем поколении, бывать на таких концертах!
– Разве это неприлично? – удивленно спросила Марина.
– Тут совсем не та категория, просто такая вот сборная солянка не для вас…
– Вот как, – не без ехидства парировала Марина. – А сама то, сама то? Тоже, гляжу, не в консерваторию, а на сборную солянку приперлась.
Ирена укоризненно сдвинула длинные, густые брови:
– И это ты говоришь? Будто не знаешь моих обстоятельств?
У Ирены была сложная, затянувшаяся любовная история, о которой, кроме Марины, никто в институте не знал. Возлюбленный Ирены был дирижером эстрадного оркестра и требовал, чтобы Ирена присутствовала на всех его выступлениях.
– Приходится, – говорила слегка иронически Ирена, – лень спорить, доказывать, что устала или что вообще не люблю легкой музыки, потому приходится уступать и ходить на все эти зрелища…
– Прости, если можешь, – несколько натянуто произнесла Марина, – право же, я тебе не хотела говорить ничего неприятного…
– Верю, – Ирена кивнула красивой головой, – зато я тебе хочу сказать несколько слов, которые, может быть, и не совсем понравятся тебе. Идет?
– Идет, – согласилась Марина.
– Что это за альянс с этой девчонкой?
– С какой девчонкой? – чуть холоднее и суше, чем хотела, спросила Марина.
– Будто не знаешь. Она у вас, когда ни придешь, торчит целыми вечерами. Теперь уже развлекаться вместе с нею начали ходить. На что это, скажи на милость, похоже?
– Ни на что не похоже, – все так же сухо ответила Марина, – мы к ней привязались, девочка хорошая, чистая, как то оживляет жизнь…
– Перестань, – резко оборвала ее Ирена, – неужели не понимаешь, к чему это может привести? Что из этого всего может получиться?
Она выразительно поглядела на Марину, и та, без слов поняв все то, что хотела сказать Ирена, мгновенно ответила ей:
– Пусть будет стыдно тому, у кого дурные мысли.
Так говорил обычно их старый учитель профессор Духоборский.
Не говоря больше ни слова, Ирена повернулась, пошла по коридору.
Марина посмотрела ей вслед. Почему то подумалось в тот миг: когда нибудь ей вспомнится все, что было сейчас – слова Ирены, насмешливый и в то же время укоряющий, сожалеющий взгляд, белые стены коридора, старая яблоня, настойчиво заглядывающая со двора в окно, и собственный уверенно звучавший, как бы чужой голос.
Степаша окончательно освоилась, стала поистине своей в их доме.
Теперь она приходила не один раз в две недели, а гораздо чаще, порой даже раза два за одну неделю. Как то осталась ночевать. По правде говоря, она и не думала остаться, но погода была сумрачной, холодной, надвигался дождь, Марина ясно видела, девочке неохота выходить из теплого дома на дождливую улицу. Она предложила:
– Оставайся у нас…
– Нет, нет, – запротестовала Степаша, – мне завтра очень рано вставать. |