Постоялый двор, название которого она даже не пыталась запомнить, скрылся за другими домами. Впереди их ждал Карлов мост, а дальше и столица. Их ждала Белая Лебёдушка.

 Велга от нетерпения ёрзала на месте, вытягивая шею. Повозку трясло на неровной дороге, но лучше уж было мучиться в пути, чем оставаться на постоялом дворе.

 Каждую лучину Велга теряла… что? Возможность увидеть смерть королевы своими глазами? Увидеть ещё раз Войчеха? А если да, если она желала увидеть его, то зачем? Чтобы велеть Хотьжеру отрубить ему голову? Или чтобы расплатиться за заказ? Чтобы кинуть ему в лицо обвинения? Сказать, как омерзительно, как противно ей даже вспоминать его прикосновения и поцелуи? Что собственная кожа теперь словно пахнет кровью? Там, где его пальцы касались шеи, плеч, груди, бёдер, – повсюду словно остались кровавые разводы, которые никак не оттереть и не смыть.

 – Ты в порядке, моя девочка? – озабоченно спросил Матеуш, заглядывая ей в лицо.

 Рассеянно, не до конца понимая вопроса, Велга закивала. Внутри неё всё бурлило от волнения. Наконец то они покидали спорные земли Старгородского княжества. Дальше, за рекой, начиналась настоящая Рдзения.

 – Там же не говорят по ратиславски? – спросила Полепа, заглядывая в корзинку, в которой сидел Пушок.

 – Где? – отозвался Матеуш.

 Велга поймала на себе внимательный взгляд Хотьжера, который ехал верхом рядом с их повозкой. Она поспешно отвернулась. Дружинник и вправду был немногим лучше нянюшки. Разве что поговорить с ним было не о чем.

 – В Рдзении.

 Князь поджал губы.

 – Мы и сейчас в Рдзении, – проговорил он, но так тихо, что за топотом копыт и скрипом колёс трудно было различить его мягкий голос.

 Велга бросила обеспокоенный взгляд на Полепу. Впрочем, холопка тут же стала нравиться ей чуть больше прежнего.

 – Старгород это Старгород, – поспешила сказать она. – Не обижайся, князь, но мы никогда не были ни ратиславцами, ни рдзенцами.

 – Старгород это Старгород, – отвернувшись в сторону, повторил Матеуш. – А между тем город поклялся в верности рдзенской короне.

 – Но между тем, – передразнила его Велга, придвигаясь ближе к его лицу, – Старгород древнее Совина, Твердова и уж тем более Златоборска. Его основа раньше всех.

 Матеуш бросил на неё мрачный взгляд, но не выдержал, заметив её хитрую улыбку, и тоже улыбнулся в ответ:

 – Ты настоящая дочь Старгорода…

 – Это какая же? – всё так же игриво его задевая, спросила Велга.

 – Спесивая, заносчивая, упрямая, корыстная…

 – Как ты можешь обвинять меня в корысти?! – возмутилась Велга. – У меня в сундуке вещей меньше, чем у любого твоего дружинника.

 – Ладно, ладно. – Матеуш прыснул и поднял руки, точно сдаваясь на её милость. – Не корыстная…

 Впрочем, и бескорыстной назвать Велгу было нельзя. Она едва удержала на лице улыбку. Матеуш искренне ждал их свадьбу. Все чувства его, все слова – всё было искренним. Она же выходила за него ради спасения собственной жизни. Ради власти. Ради княжеского имени.

 В Старгороде все звали Матеуша чудовищем и проклятым уродцем.

 Но кто из них был чудовищем после этого?

 – Так что насчёт рдзенского языка? – напомнила Полепа. – Там, наверное, по ратиславски никто и словечка не знает?

 – Рдзенский и ратиславский мало чем отличаются, – успокоил их Матеуш. – Разберётесь.

 – Я свободно говорю по рдзенски, – произнесла Велга.