Корабль вошел в док в Шербуре в восемь часов утра, и Томпсоны сели на борт шлюпки в приподнятом настроении. Эдвард обсудил с ними список мест, которые, он считал, Сара обязательно должна посетить, среди них Тюильри, Версаль, Мальмезон, Эйфелева башня и, конечно, могила Наполеона. Когда все было перечислено, Виктория Томпсон удивленно посмотрела на мужа.

– Я не вижу в этом списке магазинов Шанель… Диора… Ты забыл о них, дорогой? – В этом году в Париже были в моде фиолетовый и розовато‑лиловый цвета, и Виктория торопилась купить что‑нибудь для себя и Сары.

– Я постараюсь включить их в наш маршрут, дорогая. – Он добродушно улыбнулся. – Я и не рассчитывал, что ты позволишь мне совсем забыть об этом… – Он наслаждался своей снисходительностью к жене.

Их комнаты в «Ритце» были превосходны. Сара занимала отдельный номер с видом на Вандомскую площадь. Оставшись одна, она должна была признаться себе, что в этом одиночестве было что‑то сладостно‑горькое.

Тяжело вздохнув, она забралась в огромную постель под стеганое ватное одеяло, а утром они отправились в Лувр и провели там несколько часов. Это был радостный день для ее родителей, как, впрочем, и все путешествие, потому что Сара во всем проявляла уступчивость. В Париже жила давняя подруга матери Эдварда, которая пригласила их к себе на чай на улицу Якобинцев. Сара наслаждалась музеями, соборами, магазинами и обществом своих родителей.

В Довиле она чувствовала себя более напряженно, потому что знакомые ее родителей, которых они посещали, настаивали на том, чтобы Сара встретилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы вызвать у них обоюдный интерес. Молодой человек заинтересовался Сарой, но ей он показался непривлекательным, невежественным и невероятно скучным. И пока они жили в Довиле, она старалась избегать встречи с ним. Точно так же в Биаррице ей навязывали двух братьев, а в Каннах – внука, если не считать двух «очаровательных» молодых людей, которых ей представили. К концу пребывания на Ривьере Сара была в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.

– Дорогая, тебе понравилось на Ривьере? – невинно спросила Виктория, когда они упаковывали вещи, готовясь к завтрашнему отъезду в Лондон.

– Нет, нисколько, – резко ответила Сара. – Совсем не понравилось.

– В самом деле? – Мать взглянула на нее с изумлением: она считала, что Сара прелестно провела время. Они были на нескольких яхтах, значительную часть времени провели на побережье и посетили несколько блестящих приемов. – Как жаль.

– Я хочу поговорить с тобой, мама. – Сара посмотрела ей прямо в лицо и отложила белую блузку, которую собиралась упаковать. – Я приехала в Европу не для того, чтобы найти другого мужа. Хочу напомнить тебе, что до ноября я еще замужем. А после развода не собираюсь ни с кем связывать свою жизнь. Я смертельно устала от всех твоих знакомых, которые пытаются навязать мне своих глупых сынков, невежественных внуков или слабоумных кузенов. Я еще не встретила здесь ни одного человека, с которым могла бы серьезно поговорить или захотела бы провести больше часа. Мне не нужны больше никакие кавалеры, и я не хочу, чтобы меня проволокли по всей Европе, демонстрируя как какую‑то застенчивую девочку, отчаянно нуждающуюся в муже. Это понятно? – Потрясенная Виктория кивнула. – Кстати, кто‑нибудь из этих людей знает, что я была замужем?

Виктория покачала головой:

– Не думаю, что они знают об этом.

– Так, может быть, тебе следовало сказать им. Я уверена, что они тогда не с таким восторгом навязывали бы мне своих дорогих глупцов, если бы знали, что я разведена.

– Это не преступление, Сара, – тихо заметила ее мать, прекрасно зная, как Сара к этому относится.