Глава 51

Грейс

38 °F

Я свернула с шоссе на дорожку, ведущую к участку Калпеперов. Мокрый снег с шуршанием ложился на лобовое стекло, свет фар терялся в стволах сосен. Огромный дом был практически неразличим в темноте, если не считать немногочисленных огоньков в окнах первого этажа. Я направила на них «бронко», как будто вела корабль по огням на берегу, и остановилась рядом с белым джипом Изабел. Больше машин не было.

Я схватила с сиденья запасную куртку Сэма и выскочила из машины. Изабел встретила меня у задней двери, провела сквозь пропахший дымим тамбур, заваленный сапогами, собачьими поводками и оленьими рогами. Запах дыма стал только сильнее, когда мы прошли из тамбура в нарядную пустынную кухню. На столе лежал недоеденный сэндвич.

– Он в гостиной перед камином, – сообщила Изабел. – Его только что перестало рвать. Заблевал мне весь ковер. Но это не страшно. Я люблю бесить родителей. Не стоит нарушать эту традицию

– Спасибо, – сказала я, испытывая к ней куда большую благодарность, чем подразумевала эта формальная фраза. Запах дыма привел меня в гостиную. К счастью для Изабел с ее полным неумением разводить костры, потолок здесь был очень высокий, и большую часть дыма вытянуло наверх, Сэм, закутанный как капуста, сидел перед камином, накинув на плечи флисовый плед. Перед ним дымилась нетронутая кружка с чем‑то горячим.

Я бросилась к нему, вздрагивая от жара, и остановилась как вкопанная, почуяв его запах, терпкий, земной, неукротимый – до боли знакомый запах, который я так любила, но сейчас я не была ему рада. Впрочем, лицо, которое он повернул ко мне, было человеческим, и я, присев перед ним на корточки, поцеловала его. Он осторожно обнял меня, как будто боялся, что кто‑то из нас сломается, положил голову мне на плечо. Его тело периодически сотрясала дрожь, несмотря на то что в камине потрескивало дымное пламя, которого, однако, оказалось достаточно, чтобы я чуть не обожгла себе плечо.

Мне хотелось, чтобы он что‑нибудь сказал. Эта мертвая тишина пугала меня. Я отстранилась от него и гладила его по волосам, прежде чем собралась с духом и спросила:

– Все плохо?

– Это как американские горки, – негромко сказал Сэм. – Я поднимаюсь, поднимаюсь и поднимаюсь встречу зиме, и пока я не очутился на самой вершине, еще можно откатиться назад.

Я отвела взгляд в сторону, на огонь, глядя в самое сто сердце, туда, где жар был сильнее всего, пока цвета и свечение не утратили своего смысла и перед глазами у меня не заплясали одни белые огоньки.

– А сейчас ты на самой вершине.

– Не исключено. Надеюсь, что все‑таки нет. Но до чего же мне паршиво.

Он сжал мою руку ледяными пальцами.

Молчание казалось невыносимым.

– Бек рвался приехать. Но он не может оставить дом.

В горле у Сэма что‑то булькнуло. Я испугалась, что его опять тошнит.

– Мы с ним больше не увидимся. Это его последний год. Я думал, что злюсь на него за дело, но теперь все это кажется мне глупостью. У меня... у меня это в голове не укладывается.

Я не поняла, что именно не укладывается у него в голове: то, из‑за чего он разозлился на Бека, или американские горки, на которых он очутился. Я все смотрела и смотрела на огонь, такой горячий, крохотное лето, самодостаточное и неистовое. Жаль, что нельзя было поместить его внутрь Сэма, чтобы оно согревало его вечно. Я видела, что на пороге стоит Изабел, но она казалась страшно далекой.

– Я все думаю, почему я не стала оборотнем, – медленно проговорила я. – Было бы понятно, если бы у меня была врожденная невосприимчивость или что‑то в этом роде. Но у меня ее не было, понимаешь? Потому что потом я долго болела гриппом. И потому что я до сих пор не совсем... обычная. У меня острое чутье и острый слух. – Я помолчала, пытаясь собраться с мыслями.