– Угу. Знаешь, Грейс, иногда я вообще не понимаю, какого черта...

Она не закончила предложение, лишь покачала головой. Я была в замешательстве. Она что, хотела, чтобы я сделала вид, будто остальные фотографии нравятся мне больше, чем снимок моего волка?

– Эй! Есть кто‑нибудь дома?

Это был Джон, старший брат Оливии. Его появление спасло меня от гнева его сестры; не знаю уж, чем вызванного. Он улыбнулся мне с порога и закрыл за собой дверь.

– Привет, красотка.

Оливия одарила его ледяным взглядом со своего места за столом.

– Надеюсь, это ты обо мне?

– Ну разумеется, – отозвался Джон, глядя на меня. Он был красив в традиционном понимании этого слова: высокий, с темными, как у сестры, волосами, только с улыбчивым и открытым лицом. – Было бы очень дурным тоном клеиться к лучшей подруге моей сестры. Ладно. Уже четыре часа. До чего же быстро летит время, когда... – он помолчал, глядя на Оливию, склонившуюся над пачкой фотографий на столе, и на меня – с другой такой же пачкой напротив, – бездельничаешь. Вы что, не можете бездельничать порознь?

Оливия молча выровняла свою стопку, а я пояснила:

– Мы интроверты. Нам нравится бездельничать вместе. Одна болтовня, никаких действий.

– Звучит заманчиво. Оливия, если хочешь успеть на урок, надо идти. – Он легонько ткнул меня кулаком. – Слушай, Грейс, а не хочешь пойти вместе с нами? Твои родители дома?

– Ты смеешься? – фыркнула я. – Я сама себе родитель. Жаль, я не плачу налогов, а не то мне полагалась бы льгота как главе семьи.

Джон рассмеялся, хотя шутка вышла так себе, а Оливия метнула на меня взгляд, полный такого яда, что его вполне хватило бы, чтобы убить какое‑нибудь небольшое животное. Я прикусила язык.

– Давай, Олив, – сказал Джон, словно и не замечая молний, которые метали глаза его сестры. – За твое занятие придется платить, даже если ты на него не явишься. Ты идешь, Грейс?

Я выглянула в окно и впервые за много месяцев представила, как скрываюсь в чаще и бегу, пока не наткнусь в лесу на моего волка.

– Как‑нибудь в другой раз. Договорились?

Джон криво ухмыльнулся.

– Угу. Идем, Олив. Пока, красотка. Ты знаешь, кому звонить, если тебе надоест болтовня и захочется действия.

Оливия запустила в него рюкзаком, однако недовольный ее взгляд достался мне, как будто я поощряла заигрывания Джона.

– Иди уже. Пока, Грейс.

Я проводила их до двери и бесцельно вернулась в кухню. Хорошо поставленный равнодушный голос диктора напомнил название классической пьесы, которую я только что прослушала, и объявил следующую: папа забыл выключить радио в своем кабинете, примыкавшем к кухне. Почему‑то проявления родительского присутствия лишь сильнее подчеркивали их отсутствие. Зная, что на ужин придется есть консервированную фасоль, если я ничего не приготовлю, я порылась в холодильнике и поставила кастрюлю со вчерашним супом на плиту разогреваться к приходу родителей.

Я стояла на кухне, озаренная косыми лучами вечернего солнца, льющимися сквозь боковую дверь, и испытывала острую жалость к себе, больше даже из‑за той фотографии, чем из‑за пустого дома. Я не видела моего волка живьем с того самого дня, когда прикоснулась к нему, то есть уже почти неделю, и хотя понимала, что расстраиваться совершенно бесполезно, сердце у меня разрывалось от тоски. Я знала, что это глупо, но когда его тень не маячила на опушке, мне чего‑то не хватало. И поделать с этим я ничего не могла.

Я подошла к задней двери и открыла ее – хотелось ощутить запах леса. Как была, в одних носках, прошлепала по террасе и облокотилась на перила.

Не выйди я тогда из дома, наверное, я не услышала бы крик.

Глава 9

Грейс

58 °F

Откуда‑то из леса снова донесся крик.