– У меня это просто в голове не укладывается, – продолжала между тем мама. – Совсем рядом, за Пограничным лесом. Там его убили.

– Или он сам умер.

Мама нахмурилась, усталая и прекрасная, как обычно.

– Что?

Я оторвалась от домашнего задания – успокаивающе аккуратных строчек букв и цифр.

– Может, он просто потерял сознание на дороге, а волки утащили его в лес. Это совсем другое дело. Не надо наводить панику.

Мама снова уткнулась в экран с отсутствующим видом, продолжая крошить грибы на кусочки, с которыми справилась бы даже амеба.

– Они напали на него, Грейс, – покачала головой она.

Я посмотрела в окно на лес – бледные ряды призрачных деревьев на фоне темного неба. Если мой волк и был там, я его не видела.

– Мама, ты сама постоянно твердишь мне, что волки обычно ни на кого не нападают.

«Волки – миролюбивые существа».

Эти слова я слышала от мамы много лет подряд. Думаю, она не смогла бы дальше жить в этом доме, если бы не убедила себя в том, что волки относительно безобидны, а нападение на меня – разовое явление. Не знаю, считала ли она на самом деле их миролюбивыми, но я считала. Глядя на лес, я год за годом наблюдала за волками, изучила их характер и могла уже отличать друг от друга. Да, среди них был тощий пятнистый волк, который скрывался в чаще и показывался на глаза лишь в самые холодные месяцы. Все в нем: его тусклая свалявшаяся шерсть, рваное ухо, единственный гноящийся глаз – прямо‑таки кричало о каком‑то телесном недуге, а горящий взгляд наводил на мысль о больном уме. Я помню, как его зубы рвали мою кожу. С него вполне сталось бы снова напасть на какого‑нибудь человека в лесу.

Была еще белая волчица. Я читала, что волки выбирают себе пару на всю жизнь, и видела ее с вожаком стаи, крупным волком, таким же черным, насколько она была белой. Я видела, как они терлись носами и бок о бок бегали по лесу, и мех у них вспыхивал на солнце, точно рыбья чешуя в воде. В ней была какая‑то свирепая, тревожная красота; с нее тоже вполне сталось бы напасть на человека. Но все остальные? Они были прекрасными безмолвными призраками. Я их не боялась.

– Да уж, миролюбивей некуда. – Мама воткнула нож в разделочную доску. – Пожалуй, стоит отловить их всех и вывезти в Канаду или еще куда.

Я нахмурилась. Хватит с меня и того, что каждое лето я маялась без моего волка. В детстве эти месяцы казались нескончаемо долгими, наполненными томительным ожиданием, когда же наконец вернутся волки. После того как я заметила моего желтоглазого волка, переносить ожидание стало еще труднее. Все эти долгие месяцы я рисовала в воображении захватывающие приключения, в которых по ночам обращалась в волчицу и вместе с моим волком убегала в золотой лес, где никогда не было снега. Теперь я знала, что никакого золотого леса нет, но стая – и мой желтоглазый волк – существовала.

Я со вздохом отодвинула учебник математики и оттеснила маму от доски.

– Давай лучше я. А то ты сейчас тут наделаешь дел.

Она не стала возражать, да я этого и не ожидала. Вместо этого она наградила меня улыбкой и упорхнула, как будто только и ждала, чтобы я заметила, как скверно она справляется.

– Если ты доделаешь ужин вместо меня, – сказала она, – моя благодарность тебе не будет знать границ.

Я состроила гримаску и забрала у нее нож. Мама вечно была перемазана в красках и витала в облаках. Она ничего общего не имела с матерями моих подруг, без конца что‑то драившими, стряпавшими, пылесосившими.